|
Дошло до того, что могила отца совсем заброшена! А ему самому запретили курить на кладбище! Сидевший напротив него Метейе явно работал на публику. Он понимал, что оказался в центре внимания. И, доедая обед, изо всех сил пыжился, старался выглядеть невозмутимым, даже презрительную ухмылку изобразил. - Рюмочку водки? - предложила ему Мари Татен. - Спасибо, нет. Я вообще не пью водки. Он получил хорошее воспитание. И стремился при любых обстоятельствах продемонстрировать это. Здесь, в деревенской гостинице, он ел столь же церемонно и манерно, как в замке. Покончив с едой, он осведомился: - Есть у вас телефон? - Нет, но в лавке через дорогу... Перейдя через дорогу, он вошел в бакалейную лавку, которую держал местный ризничий. Там и помещалась телефонная будка. Как видно, звонил Метейе отнюдь не в соседний город: ему пришлось изрядно подождать, пока его соединят, и он топтался на месте, куря сигарету за сигаретой. К тому времени, когда он вернулся в гостиницу, крестьяне уже уехали, а Мари Татен мыла рюмки в ожидании нового наплыва клиентов после вечерней службы в церкви. - Кому вы звонили? Имейте в виду, я все равно узнаю - мне стоит только дойти до телефона. - В Бурж, отцу. Голос его звучал сухо, враждебно. - Я попросил немедленно прислать мне адвоката. Всем своим видом он походил на потешную, но злобную шавку, скалящую зубы еще до того, как к ней протянешь руку. - Вы так уверены, что вам грозят неприятности? - До прибытия моего адвоката попрошу больше не обращаться ко мне с вопросами. Поверьте, я крайне сожалею, что здесь нет другой гостиницы. Расслышал ли он, что пробормотал ему вслед комиссар? - Дурак! Вот дурак-то! А Мари Татен ни с того ни с сего стало страшно оставаться с ним наедине. *** Видимо, этому дню так и суждено было пройти под знаком беспорядка, развала и нерешительности - наверное, потому, что никто не чувствовал себя вправе Даже пытаться как-то управлять событиями. Кутаясь в свое тяжелое толстое пальто, Мегрэ все бродил и бродил по деревне. То его видели на площади у церкви, то неподалеку от замка, где в окнах уже зажигался свет. На улице быстро темнело. Могучие звуки органа, гремевшего в ярко освещенной церкви, казалось, сотрясали ее стены. Звонарь запер кладбищенскую ограду. Стало совсем темно. Крестьяне толпились у церкви, собирались кучками, обсуждая, нужно ли идти прощаться с покойной графиней. Первыми отправились в замок двое мужчин и были встречены растерянным дворецким, который тоже не знал, что делать и как поступать. Никто не позаботился даже приготовить поднос для визитных карточек. Стали искать Мориса де Сен-Фиакра, чтобы спросить распоряжений, но его русская подруга ответила, что он пошел прогуляться. Мари Васильефф лежала на кровати прямо в одежде и смолила папиросу за папиросой. Тогда дворецкий, равнодушно махнув рукой, впустил крестьян. Это послужило сигналом. Когда вечерня окончилась, крестьяне зашушукались, загомонили. - Конечно, пошли! Папаша Мартен и молодой Бонне уже ходили туда. И тогда, выстроившись вереницей, крестьяне повалили в замок, окутанный ночной мглой. |
