За
прошедшие шесть недель я ходил туда только дважды, и то затем, чтобы
спросить совета у Стига. Мне б хотелось находиться там безвылазно дни -
чего там дни, месяцы или годы! - просто изучая прошлое. Куда интереснее,
чем думать о водостоках или ломать голову над проблемой жилья. В мире
нет места очаровательней - я тебя туда возьму, когда вернемся. Но вот
времени все никак не выберу.
- Что тебе мешает бывать там по паре часов хоть каждый день?
- Да вечно у меня запарка. Но и это не все. Мне бы хоть как-то
уединиться, подумать о своем. Ты прав насчет того, что люди не знают,
как использовать свою свободу. Но это потому, что им не известно, как
использовать собственный ум. Свобода им начинает приедаться, и они
пытаются искать, чем бы заняться. И вот я, вместо Белой башни вынужден
день-деньской торчать на собраниях Совета.
Симеон медленно кивнул.
- Я, кстати, и сам порой задумывался, как бы тебе выйти из положения.
Если тебе не хочется быть правителем, ты можешь подать в отставку и
перебраться к нам в город. Или можешь натаскать заместителя и всю
дежурную работу перепоручать ему. А то взял бы да женился на Мерлью, она
у тебя этим бы и занималась. Она вся в отца, любит покомандовать.
Найл фыркнул.
- Потому-то я, наверно, на ней и не женюсь.
Их прервал Манефон, зашедший в каюту с красоткой-надсмотрщицей. Вайг
по пятам, след в след. Тему беседы, не сговариваясь, свернули. А выйдя
на палубу через полчаса, Найл ощущал на сердце странную легкость.
Разговор с Симеоном заставил вникнуть в суть вопроса, а, следовательно,
на порядок приблизил ответ.
Не прошло и двух часов, как из-за линии горизонта начали взрастать
горы Северного Хайбада. Через полчаса приблизились достаточно, так что
взгляд различал остроконечные утесы из песчаника и проход между ними,
через который взору Найла тогда впервые явилось море. Сердце защемило от
смешанного чувства восторга и печали; все равно что повторно окунуться в
мир детства. И даже какая-то дополнительная гармония вносилась от того,
что в золотистом солнечном свете присутствовал неуловимый оттенок осени.
Ближе к вечеру надежно встали на якорь в бухте. Подплывая к берегу на
баркасе (у рулевого весла - красотка-служительница), Найл обратил
внимание, что возвращение в родные места рождает в душе неизъяснимый
подъем. Ответ явился сам собой от того, что люди чувствуют - они
хозяева, а не невольники времени.
Световой день еще не завершился, поэтому переход вглубь суши решили
начать немедленно. Шесть человек понесли пустой гроб, сделанный самым
искусным плотником в городе жуков. Гроб завернули в мешковину, чтобы
уберечь от царапин, и понесли на лямках. Еще шестеро матросов,
вооруженных копьями, луками и стрелами, шествовали по флангам, как
охранники. С полдюжины носильщиков тащили запас провианта. Отряд
довершали Найл, Симеон, Вайг и Манефон. |