А я, получается, их сохранил и обобщил. Фельдшер Самусеев, прибывший вместе с Ашиновым, остался здесь. Бросив пить, он женился на Сивилле, огромной мужеподобной негритянке, обладавшей даром пророчества. В причинах этого мне не хотелось разбираться. Может, это был скрытая тяга к мужчинам, а может, наоборот, тяга к сильным женщинам, но пара оказалась колоритнейшей. Впору было посылать за фотографом.

Фотограф, вместе с журналистом, был мне нужен ещё и по другой причине. Была у меня одна мысль…, но об этом позже. Самусеев, вместе с Сивиллой, развили кипучую деятельность, опираясь на современные знания фельдшера, и на знахарские умения Сивиллы.

Это сказалось очень положительно в деле предотвращения различных болезней. Мои хирургические инструменты были экспроприированы из хижины, и пущены в дело. И теперь Самусеев трясся, как осиновый лист на ветру, со страхом ожидая своей участи, за кражу инструментов.

Сивилла попыталась закрыть его своим могучим телом от меня, но тщедушный фельдшер, бесстрашно оттолкнув её рукой, встал передо мною, побледнев так, что это было заметно сквозь сильный загар. Взгляд, который кинула на своего мужа Сивилла после этого жеста, был преисполнен такой нежности и обожания, что я опешил.

Не в силах ничего сделать ему за это, или каким-либо образом наказать, я молча повернулся и зашёл в хижину, где, покопавшись в сундуке, нашёл красные бусы, бывшие точной копией тех, что носила Нбенге.

Взяв бусы левой рукой, я спрятал их в своей широкой ладони, а правой вытащил древний кинжал, после чего вышел из хижины. Солнце ярко светило, создавая зайчики, которые испускал блестящий клинок. Самусеев рухнул на колени, опустил голову и забормотал.

— Я же ради спасения жизней, ради спасения!

Рядом с ним упала на колени Сивилла, и, схватив мужа в охапку, закрыла его своим телом и заплакала, после чего начала кричать, что готова погибнуть вместе с ним.

Странные, зачем мне нужны их жертвы, мне нужна их любовь, и пусть она сверкает на протяжении всей их жизни. Может, наш мир станет из-за этого хоть чуть-чуть лучше.

Разжав левую руку, я надел на лезвие кинжала ярко-красные бусы, и, вытянув его вперёд, опустил их на шею Сивиллы.

— Люби своего мужа, как любила меня моя Нбенге!

Не в силах сдержать эмоций, я ушёл в сторону старого баобаба. Не скрываясь, по моему лицу скатилась прозрачная слеза, а сердце снова дрогнуло. Ещё один пласт льда рухнул куда-то вниз, провалившись в желудок, и растворившись там без следа. А я снова стоял, как в первый раз, возле старого баобаба.

По моему знаку, ко мне подвели моих пленников, Мванги и Каггва.

— Смотрите, — сказал я им, — это всё, что осталось от моей жены Нбенге. У меня ничего нет, кроме маленьких дочек. Но, это уже другая история. Эта… осталась здесь.

— Клянитесь мне в верности, перед прахом моей любимой, и будете отпущены, и даже, поставлены наместниками других провинций. Не поклянётесь, останетесь в плену. Но, если вы дадите мне клятву и предадите… Боги ужаснутся вашей участи, а души ваши будут прокляты навеки, скитаясь по Африке, и нигде не зная покоя!

— Клянитесь! — и я поднял над головой свой жезл. Голова жабеитовой змеи холодно смотрела на них. Оба были храбрыми, но оба были и умными… неграми. Поклонившись мне, с дрожью в голосе, они принесли свои клятвы верности. Обратно мы уже шли, как «соратники», а не как хозяин и рабы.

Никто им не собирался полностью доверять в будущем. К каждому был представлен человек, с быстродействующим ядом и острым кинжалом. Никто не смел меня предать и остаться безнаказанным, НИКТО!

Прощённые «медики» построили что-то вроде полевого госпиталя на открытом воздухе.