Эти колодцы и были предназначенными для приёма фекалий отверстиями. Добро пожаловать в туалет, типа «очко». Дальше, человеческое дерьмо попадало в траншею, которая после наполнения до половины глубины, сразу же засыпалась, а туалет переносился в другое место.
Моё сельское хозяйство начало набирать оборот, а благодаря присоединению южного Судана, у меня началось увеличение крупного рогатого скота, да и, бывшего ранее диким, скота тоже. Всё это позволяло без проблем кормить крупные скопления людей, а в особенности, пригнанных из разных мест воинов. Ещё бы тушёнку научиться делать вакуумным способом, но пока нечем и некем.
Это уже стали понимать и Ярый, и Момо, а в особенности, Бедлам, который давно уже превратился в кого-то вроде управляющего моим огромным хозяйством. Но это было, правда, только в Баграме.
Мне уже надо было давно выступать в поход, и гонец, прибывший от немцев, подтвердил это, принеся мне настоятельное требование губернатора Камеруна о наступлении на французов. Вслед за гонцом, как подтверждение его просьбы, был передан запас снарядов к орудиям. Теперь у меня было по пятьдесят выстрелов к каждому из шестнадцати орудий.
Вместе с этим караваном, прибывшим по уже достаточно хорошему караванному пути, пришли и долгожданные журналист и фотограф. Журналиста звали Александр Розен, а фотографа Филипп Мойсов.
Чтобы соответствовать образу чёрного короля, пришлось срочно расширять свою хижину. Плюнув на всё, я приказал сооружать большое помещение, которое с трудом можно было охарактеризовать как дворец туземного короля. На стенах нового жилища было развешено разнообразное оружие, а на полу расстелены разноцветные циновки, ковры, повсюду расставлены глиняные вазы, кувшины и прочие несуразности, хорошо смотревшиеся в большом и пустом помещении. Даже цветам нашлось место.
По случаю был доставлен и трон короля. Он состоял почти целиком из слоновой кости, с резной спинкой, сотворённой из ценных пород древесины, и украшенной головой змеи, как бы нависавшей сверху, над сидевшим на троне.
Змея была чёрной. С филигранной, вырезанной чернокожими умельцами каждой чешуйкой, и выглядевшей, как живая. В её глазницы были вставлены два чёрных, отшлифованных подручными средствами, алмаза. Подлокотники представляли собой два загнутых кверху слоновьих бивня, отполированных до нереального блеска.
На голове у меня возвышался головной убор из железного обруча, с переплетёнными и устремлёнными вверх острыми лезвиями, которые только подчёркивали моё, по-настоящему, жестокое лицо, со зловещим шрамом, бугрившимся справа по выбритой голове. Только небольшая, отросшая, курчавая, и словно состоящая из проволоки, борода и небольшие усы украшали моё лицо.
В правой руке я держал своё копьё, со стильным бунчуком, в левой был зажат жезл, в данном случае, он играл роль скипетра. Под ногами лежала чёрная дорожка, сделанная из пропитанных сажевым раствором циновок, которая располагалась до входа. Я хотел ещё положить черепа врагов под ноги, но потом решил, что это, пожалуй, перебор. Всё хорошо в меру, как завещал нам Джавахарлал Неру.
Вошедшие в мой «дворец» корреспонденты были поражены дикарским великолепием. У моего трона толпились приближённые, а также воины. Вот с дамами была проблема. Нет у меня дам, бада, бада, дам. Зато, много негритянских женщин, любящих себя «безобразить», с точки зрения европейца.
А корреспонденты, помимо основной цели, прибыли сюда и в качестве любителей экзотики, поэтому, экзотику я им обеспечил. И во «дворце» присутствовал весь сонм разнообразной негритянской красоты, от вида которой меня и самого воротило, но что поделать, я сейчас не русский, я сейчас — негр!
Фотокорреспондент засуетился, войдя со своим фотоаппаратом, который еле тащил. А журналист, хоть и был довольно прожжённой сволочью, первые минуты не мог сказать ни слова, очарованный представшим его глазам зрелищем. |