Восторгов не было, но каждый сам кузнец своего счастья. На первое время продукты были, вооружённая охрана из почти пятисот «индейцев» тоже была, а в округе пустота.

Бельгийское Конго, Бельгийское Конго, это Конго моё, но вы пока об этом ещё не знаете. Войска усиленно тренировались и готовились к войне, а я, глядя на них, не очень-то и верил, что мы выиграем. Слишком территория была большая, и во второй раз старый трюк бы не удался. Но, в настоящее время, у меня не было другого выхода, и мне не отсидеться здесь никак.

Надеялся я на лучшее, а готовился к худшему. Алула Куби стоял с десятитысячным войском на границе с Суданом, и докладывал мне, что войско хорошо обучено, и он располагает запасом оружия, полученного от русских, и даже имеет батареи старых крепостных мортир.

С этой стороны я был надёжно прикрыт. Наместник Уганды докладывал об армии в пятнадцать тысяч копий и тысячу ружей, и заверял меня в своей преданности, на что я надеялся, но не был уверен до конца. Здесь и сейчас у меня было четырнадцать тысяч воинов, кроме них, был ещё Момо, и его пять тысяч. Но я отказался брать их с собой, оставив в качестве резерва, и защиты от нападения с территории Конго и Риббаха.

Воины, уходящие со мной на войну, имели, в основном, однозарядные винтовки, а магазинные итальянские имели только четыре тысячи моих бойцов. С собой мы взяли три французские горные пушки и Ашиновскую мортиру, а также три пулемёта.

Ещё три пулемёта были у Алулы. Два у Момо, и два оставались в резерве. Почему я не взял горные немецкие орудия и все пулемёты? Потому что, я не дурак, хоть и негр. Я иду не в последний бой, а, по сути, совершаю набег, последствия которого не однозначны.

Что меня там ждало впереди, неизвестно. А этот Габон мне в пень не сдался! Его время ещё не пришло. Мне бы с бельгийцами разобраться, да с Риббахом, да ещё тылы свои укрепить.

Голова пухла от планов. Может, кому-то кажется, что всё это легко было сделать. Хотелось двигать науку вперёд, придумывать лекарства, создавать ядерные ракеты. Но, оглянувшись вокруг, я впадал в уныние, какие лаборатории, какие ракеты? Те эликсиры, которые я смог создать, и так, практически, были чудом. Я записывал на папирусную бумагу все рецепты и описания лекарственных трав и растений, которые смог выудить из голов местных унганов и знахарок, надеясь использовать их в будущем.

Вокруг царила дикость, никто не умел ни считать, ни писать, а те двести человек русскоязычных подданных Российской империи, тоже не были эталоном доброты и добродетели, да и не все из них были грамотными.

Одно радовало, из этой массы выделилась восьмёрка бывших крестьян. Они были в России грабителями и бандитами, из-за чего и оказались в Африке, сбежав из России с помощью экспедиции Ашинова. Здесь же, обилие не паханной саванны и крестьянские корни взяли вверх над чёрной сущностью душегубов.

Да и окружающее население было безалаберным, а уж женщин, так вообще, бери, не хочу. Хоть с тарелочкой в губах, хоть с длинной, унизанной кольцами, шеей, или отвисшими до плеч мочками ушей. Был, в общем, выбор. Вот вся восьмёрка уже и успела обзавестись жёнами, да не по одной.

Их руки помнили ещё соху и плуг, и они подошли ко мне в Банги, преодолев путь из Баграма сюда, с единственной целью, получить разрешение на проведение посадок картофеля, маниока, батата, тыкв и прочих овощей. Эти семена они привезли с собой, что-то купили у торговцев из Судана, которые, пользуясь временным союзом, стали потихоньку просачиваться на мои территории.

Была у них ещё одна просьба, отдать им в пользование только начинающие подрастать фруктовые сады. Мне было, впрочем, всё равно, кто будет ухаживать за садами, и я дал разрешение, а также позволение привлекать для этого местное население.

Еле заметная торжествующая искорка мелькнула в глазах их вожака, заросшего, как медведь, сутулого мужика, с диким взглядом из-под густых чёрных бровей.