|
- Это ни черта не значит. - Я сажусь, - сказала Розарык. - Устала. Устал и Джон-Том, но вид ярко-белых костей, торчащих из ржавчины и плесени, пробудил его настороженность от летаргического сна. - Мне это не нравится,- произнес он. - Здесь творится что-то очень подозрительное. - Если ты насчет отравы, приятель, то ошибаешься. - Мадж показал на окружающую растительность. - Я остерегался. Все, что мы тут подобрали и сожрали, было съедобно, хоть и хреновато на вкус. - Везунчики, - вздохнула Розарык. - А для меня - никакой дичи. Вот и пхиходится не только овощи есть, но и эту пакость. Клянусь, до сих пох я никогда в жизни не ела такой мехзости. - Нудно, тоскливо, невкусно... Неужели вы не видите, что происходит? - спросил друзей Джон-Том. - Чувак, да чего ты всполошился? - Выдр улегся на пружинистую моховую кочку. - Угомонись. Глотни чего-нибудь. - Да. - Розарык сняла пояс с мечами. - Давайте посидим, отдохнем. Куда спешить? Погони не видать и не слыхать. Да и вхяд ли нам суждено с ней повстхечаться. - Она права, приятель. Выбери местечко помягче да присядь. - Послушайте, вы! - Джон-Том хотел придать своему голосу твердость и тут же с испугом обнаружил, что с языка слетают блеклые, начисто лишенные эмоций слова. Ему было тошно, он казался себе полным ничтожеством. Что-то его угнетало с первого шага по болотистой почве торфяных болот. Не только унылость окружающих пейзажей. Нечто куда более опасное. Неотвратимое, словно сумерки души. Оно все глубже проникало в его сознание, разъедая волю, разлагая веру в себя. В конце концов, оно могло разрушить и тело - скелет служил тому наглядным доказательством. Враг терпелив, умен и очень расчетлив, сообразил Джон-Том. Надеясь отвоевать у него свой энтузиазм, он повернулся и закричал в пустыню: - Кто вы такие, зачем это делаете? Чего вы хотите? Чувствовал он себя при этом круглым дураком. Даже хуже чем дураком, так как понимал, что спутники сочтут его психом. Но они промолчали, хотя для него куда предпочтительней был бы скепсис. Вокруг путников еще плотнее сгустился дух безнадежности. На торфяниках царил покой. В одном юноша был совершенно уверен: колдовство тут ни при чем. Слишком медленно, слишком вкрадчиво действовал враг. Надо было что-то предпринять, но ничего не приходило в голову, кроме мысли о том, как будет глупо, если они, сумевшие вырваться из Гнилых Горшков, дадут погубить себя самой что ни на есть ерундовой ерунде - меланхолии. Он опешил, услыхав тоскливый голос: - Разве ты еще не понял? - Кто это сказал? - Юноша завертел головой, но никого не увидел. - Я. - Голос принадлежал восьмифутовому грибу охряного цвета, стоявшему слева от Джон-Тома. Растение слегка кивнуло в его сторону пятнистой шляпкой. - Да и я мог бы так сказать, - произнес другой гриб. - И я, - вступил в разговор третий. - Грибы, - неуверенно произнес Джон-Том, - не говорят. - Отчего же? - удивился первый гриб. - Нас, конечно, болтунами не назовешь, но речь - естественная функция нашего существования. Хотя, согласен, говорить тут особо не о чем. Я в том смысле, человече, что у нас не просто скучно. Здесь тоска смертная. СМЕРТНАЯ! - Да, эпитет точный, - подтвердила гигантская поганка, к которой привалилась Розарык. |
