|
Услышали о происшествии с Риммой Симонович и решили прилететь. Нас заинтересовал случай внезапной и необъяснимой потери памяти. — Вот так взяли и решили? — Что вас смущает? Полицейский покачал головой: — Не всякие учёные могут себе позволить взять и сорваться с места. Опять же, билеты к нам недешёвые… — Ах, вы об этом. — Мечеслав чуть пожал плечами. — Не скажу, что я и доктор Бурцев светила с мировыми именами, но… Я достаточно известен в своих кругах и неоднократно работал за рубежом. А у доктора Бурцева большая практика в Москве. Так что мы вполне обеспечены, чтобы взять билет на самолёт и отправиться к месту заинтересовавшего нас происшествия. Вы удовлетворены? — Вполне. — И главное, поверьте: наш интерес носит исключительно профессиональный характер. «В этом я не сомневаюсь. Вопрос только в том, в какой области вы профессионалы?» Кусков положил визитку на стол, взял карандаш, повертел в пальцах и принялся грызть кончик. Машинально. Он недавно бросил курить и теперь тащил в рот всякую ерунду. — Мы бы хотели увидеть девушку. И, если возможно, обследовать её, — продолжил барон. — Мы полагаем, что имеет место уникальный случай неожиданной формы депрессии. Весьма редкий. Правда, коллега? — Гм… — утвердительно промычал Волеполк. Следователь покосился на подавшего голос громилу, вздохнул и буркнул: — Девчонка пропала. И понял, что не удивил учёных гостей. — Я просматривал газеты, — медленно произнес Мечеслав, — и обратил внимание на то, что информация стала менее подробной. — Пока мы не афишируем её исчезновение, — объяснил Кусков. — Почему? — Надеемся найти. — Логично, — признал барон. — Один раз у вас получилось. — Римма совершенно беспомощна. Грубо говоря, может только идти. Не разговаривает: мычит, плачет… — А основные рефлексы? — Ест сама. На боль реагирует. — То есть потеряны только память и речь. — Угу. Мечеслав потер шею. Пальцы скользнули по старому шраму, и Кусков в очередной раз подумал, что этот психиатр не очень похож на психиатра. — Скажите, Алексей… вы не против, если я буду вас так называть? — Называйте. — Спасибо. Так вот, скажите, Алексей, повторное исчезновение Риммы не сопровождалось какими нибудь… э э… событиями? — Например? Кусков постарался спросить как можно небрежнее, но насторожился. Даже карандаш на мгновение оставил в покое. Если психиатр со шрамом знает, о чём спрашивает, это может оказаться ниточкой. Той самой ниточкой, которой сейчас отчаянно не хватало полиции. О том, что произошло в больнице в ночь исчезновения Риммы, неизвестно широкой публике. И вот Скоконь интересуется… Случайно? Или… Барону удалось с честью выйти из положения. — Алексей, я понятия не имею, что у вас случилось: вторжение инопланетян, полёты ведьм, падение самолёта… Согласитесь: обстоятельства дела весьма запутанны, и это дало мне право предположить, что странности продолжились. Собственно, само по себе исчезновение беспомощной девушки, мягко говоря, необычно. — Согласен, — неохотно признал полицейский. — Так что случилось? — В ночь, когда Римма исчезла из больницы, сошёл с ума дежурный врач, — ответил Кусков, изучая измусоленный карандашный кончик. — Его рабочее место находилось далеко от палаты девушки? — В двух шагах. — Любопытно… — Мечеслав снова поскрёб шрам. — Симптомы не скажете? — Никого не узнает, не говорит, ходит под себя, питается через трубочку. — То есть он не буйный? — Он вообще никакой. |
