– Как ты думаешь, он сфотографировал Майорова?

– Конечно, засек.

– Я тебя не по фене спрашиваю, а по-человечески: Майоров сфотографирован?

– Все может быть.

– Информация к размышлению. Твоему размышлению, Дима.

– Мне как всегда грязная работа?

– Ага.

– А как насчет Смирнова? – ненавязчиво давил плейбой.

– Операцию с исполнителем он провел на высочайшем уровне. Если бы не подсказ, сидеть бы нам в дерьме. Что же с ним делать? А вот что: неназойливо предоставить ему информацию – не дезу, а подлинную информацию – о том, что денежки ушли, и он успокоится. Ведь его для поиска денег наняли?

– Для денег, – подтвердил плейбой. – Но вот вопрос. Успокоится ли? Если он умен и высокопрофессионален (а он умен и высокопрофессионален), то и наверняка просчитал, что до денег ему уже не добраться. А гон продолжает, самый активный гон. Зачем?

– Скорее всего оправдывает свою репутацию.

– Неправда ваша. Я думаю, что понял его, Женя. Он до нас с тобой хочет добраться. И в глотки наши вцепиться. И удавить до смерти. Ты представляешь, с какой плебейской яростью ненавидит нас этот мент?

– За что же он нас ненавидит, Дима?

– За белые воротнички, за хорошие костюмы, за недавнюю всесильность, за скоростные автомобили, за чистые носовые платки, за безграничную информированность… А в общем, за все.

– И за то, что люди убивали, – дополнил список Англичанин Женя и, откинувшись в кресле, весело посмотрел на плейбоя Диму.

– А он не убивал?

– Он убивал на войне, в бою, в схватке, убивал врагов. Лицом к лицу. А мы хладнокровно и расчетливо организовывали политические убийства…

– Врагов, – перебил плейбой.

– Ой ли? А вчерашняя парочка трупов – враги?

– Вчерашняя парочка – законченные мерзавцы. Им не следовало жить.

– Ты господь Бог, Дима?

Плейбой выбрался из кресла и, засунув руки в карманы, начал, ставя свои башмаки вплотную один за другим, измерять длину ковровой дорожки, про себя добросовестно считая. Дошел до двери, сообщил:

– Двадцать один. Считай, двадцать на тридцать. Шесть метров ей длина.

– Делать ноги пора, Дима, – вдруг сказал Англичанин.

– Не боишься вот так со мной, до дна, а, Женя?

– Не помню, у какого-то советского писателя прочел про то, каким захватывающим в детстве было для него чтение выпусков о знаменитом сыщике Нике Картере. И этот писатель описывает запомнившуюся обложку одного из выпусков, на которой стоящий на обрыве громадный негр в могучих своих ручонках держит над пропастью Ника Картера, который из пистолета целит опять же негру прямо в лоб.

– Я – негр, а ты – Ник Картер? – молниеносно среагировал плейбой.

– Можно и так. Но скорее я – негр. Потому что у тебя, Дима, один ход: выстрелить в меня. А у меня альтернатива: могу в пропасть тебя уронить, а могу на край обрыва поставить.

– Следовательно, инициатива в безысходности твоя. Но ведь безысходность в наличии. А ты только что говорил о времени, в котором нас не достанут. Для моего успокоения говорил?

– Почему же? Будет такой период. Недолгий, правда. Мы проиграли, Дима, играя в нападении футбольной команды имени Октябрьской революции. Пора переходить в другой клуб.

– В другой клуб нас могут взять только при одном условии: исчерпывающая подтвержденная документально информация, которую мы этому клубу предоставим.

– Все правильно, Дима, все правильно.

– Плейбой подошел к столу, оперся обеими руками о столешницу, заглянул в глаза Англичанину и сказал:

– Смирнов может помешать.