|
Когда ему было нужно, ватиканский полицейский становился грубым, упрямым и не обращал внимания на раздражение тех, с кем имел дело; папский престол и его благополучие он ставил превыше всего. Особенно заметно это проявлялось, когда он сталкивался с неподконтрольными ему сотрудниками иных полицейских ведомств и уж тем более с Роскани, который никому не позволял ограничивать свою самостоятельность и был совершенно не склонен к дипломатии. Смыслом повседневной жизни Роскани было отсекать все ненужное и как можно лучше делать свою работу, делать во что бы то ни стало. Такое отношение к делу он унаследовал от своего отца – кожевенника и торговца, который умер в восемьдесят лет от сердечного приступа в собственном магазине, пытаясь передвинуть стофунтовую наковальню; теперь эти же самые качества Роскани старался привить своим сыновьям.
Человек такого склада, относящийся к делу сознательно, вполне способен игнорировать людей, подобных Фарелу, и тратить свою энергию на вещи, более насущные и полезные для работы. Примером тому – первые же слова, которые произнес Скала, как только Фарел ушел. Они касались просмотренной видеозаписи, наклейки на лбу Гарри Аддисона. Скала предположил, что, скорее всего, американец поранился, когда автомобиль Пио столкнулся с грузовиком. Если так, то его раной, вероятнее всего, занимался профессиональный медик, и, если они сумеют найти его, это подскажет направление дальнейших поисков. А Кастеллетти взял видеокассету и переписал номер и серию, напечатанные на обратной стороне. Кто знает, куда мог привести этот след? К изготовителю, оптовику, в сеть магазинов, в конкретный магазин, к продавцу, который, может быть, не забыл, кому он продал этот товар. На этом совещание закончилось; люди стали расходиться один за другим. Остались Роскани и Талья. Талья должен был принять решение о дальнейших действиях, Роскани – выслушать его. – Ты, наверное, хочешь предоставить запись средствам массовой информации? И через телевизионное шоу, наподобие «Разыскивается Америкой», попросить народ помочь нам? – задумчиво произнес Талья. – Иногда это дает эффект. – А иногда заставляет беглецов спрятаться подальше… Но есть и другие соображения. Что там говорил Фарел? Что все это весьма деликатное дело. И в результате между Италией и Ватиканом могут возникнуть дипломатические трения. Папа Римский лично может хотеть одно, но Фарел не упомянул бы кардинала Палестрину, не имея на то оснований. Ведь на самом деле в Ватикане заправляет именно Палестрина, и папский престол смотрит на мир его глазами. – Другими словами, дипломатический скандал хуже убийства, и ты предлагаешь не обнародовать ролик. – Да, мы этого делать не станем. Gruppo Cardinale будет вести поиски беглецов хотя и широко, но без огласки. Вся информация по этому делу будет засекречена. – Талья встал. – Извини, Отелло… Buona sera.[14] – Buona sera… Дверь за Тальей захлопнулась, и Роскани остался один. Расстроенный и измученный. Может быть, подумалось ему, жена права. Вопреки всем его усилиям мир не становится совершенней. И он в состоянии сделать очень немного, чтобы изменить его. И что лучше бы прекратить плыть, надрываясь, против течения. Лучше будет и ему самому, и его семье. Жена безусловно права. На самом деле – они оба знали это – единственное, чем можно хоть как‑то переделать мир, это измениться самому. Он стал полицейским потому, что не хотел продолжать отцовское дело, и потому, что только что женился и ему нужен был стабильный заработок, чтобы обеспечивать семью, но дело было еще и в том, что эта профессия казалась ему опасной и благородной. Но затем начались вещи непредвиденные: жизни жертв, исковерканные, напрочь сломанные совершенно бессмысленным (чаще всего) насилием, начали вторгаться в его повседневное существование. |
