Но и это не помогло. Наконец он свернул за угол и пошел туда, где стояла его машина. Утрата, уныние, злость давили его невыносимой тяжестью.
Выйдя из машины, он сошел с тротуара, подождал, пока не иссякнет поток машин, перешел дорогу и пошел куда глаза глядят. Он позарез нуждался в том, что называл «assoluta tranquillita» – полной отрешенностью, – в минутах, когда оставался в одиночестве и мог спокойно подумать о происходящем. Сейчас было самое время побыть одному, пока не удастся побороть эмоции, и тогда продумать все как следователю Gruppo Cardinale, а не как потрясенному потерей другу Джанни Пио.
Время молчаливых раздумий.
Ходить и думать, ходить и думать…
23
Томас Добряк, отодвинув занавеску, наблюдал, как двое в комбинезонах вышли из дома и протащили через двор Гарри Аддисона. Он получил от этого человека то, что ему требовалось, вернее, то, что удалось из него выбить; людям в комбинезонах оставалось лишь избавиться от него.
* * *
Гарри мог видеть только правым глазом. И то лишь тени, а не людей. Левый глаз не видел совсем ничего. Прочие чувства рассказали ему, что его вывели наружу и ведут по чему‑то ровному; кажется, два человека. Где‑то в памяти смутно маячило видение того, как он сидел на табурете или чем‑то похожем, получая указания и громко повторяя вслух слова, которые говорил ему через наушники тот самый голос, который он слышал здесь прежде. Он помнил, что только после ссоры кто‑то приспособил устройство для его ушей. Большинство реплик, которые он слышал, были на итальянском. Но проскальзывали и английские фразы. «Размер не тот». «Не получится». «Посмотрим».
Вдруг мужской голос позади него резко заговорил по‑итальянски – тот же человек, подумал он, который спорил с другими по поводу наушников, пока пытался их наладить. Его сзади толкнули рукой, и он едва не оступился. Он достаточно пришел в себя, чтобы понять, что, хотя руки его все еще связаны за спиной, ноги свободны. Он передвигал их сам и, кажется, слышал шум транспорта. В мозгу у него понемногу прояснялось, и он уже говорил себе, что раз может ходить, значит, может и бежать. Но по‑прежнему ничего не видел и не мог пользоваться руками. Его снова толкнули в спину. Сильно и резко. Он упал и вскрикнул, ударившись лицом о мостовую. Он попытался перевернуться, ему наступили ногой на грудь и так и держали. Где‑то рядом послышался звук, как будто мужчина, крякнув, поднимал какую‑то тяжесть. Затем его подняли за плечи и перекинули через какой‑то барьер. Под ногами он ощутил металл, его волокли вниз по лестнице. Неожиданно забрезжил слабый свет, и одновременно в нос ударило зловоние.
Второй мужчина выругался, откуда‑то издалека ему ответило эхо. Слышался плеск бегущей воды. Вонь стояла невыносимая. И Гарри понял. Его притащили в канализационный коллектор. Разговор перешел на итальянский.
– Preparatsi?[12]
– Si.
Тот самый голос, который говорил о наушниках. Гарри почувствовал, как его взяли за кисти рук. Что‑то скрипнуло, щелкнуло, и руки освободились.
ЩЕЛК!
Ошибиться было невозможно: это взвели курок.
– Sparagli! – Стреляй!
Инстинктивно Гарри отшатнулся, вскинул руки, закрывая лицо.
– Sparagli!
И тут же раздался оглушительный грохот. Его ударило в руку и в голову. И отшвырнуло назад, в воду.
Гарри не видел лица стрелявшего, когда тот перешагнул через него. Как и лица другого мужчины, державшего электрический фонарик.
Гарри не мог видеть того, что увидели они: кровь залила левую часть его лица, растеклась по волосам и полилась дальше, смешиваясь с водой.
– Morto, – прошептал один.
– Si.[13]
Стрелявший нагнулся и столкнул тело Гарри дальше, в проносящийся мимо поток, проводил взглядом уносимое водой тело. |