– Мистер Итон, я ни в чем не виноват. И уверен, что мой брат тоже не совершал никаких преступлений… Сейчас же я до смерти боюсь итальянских полицейских. Посольство может мне помочь? Неужели совсем ничего нельзя сделать?

Итон довольно долго молча смотрел на Гарри, видимо собираясь с мыслями. В конце концов он, так и не проронив ни слова, поднялся, взял пустой стакан Гарри, вновь подошел к стенке и налил еще по одной.

– Мистер Аддисон, по всем правилам я должен был бы сразу после звонка Адрианны поставить в известность генерального консула. Но он, по тем же правилам, был бы обязан немедленно связаться с итальянскими властями. Я не оправдал бы оказанного мне доверия, а вы очутились бы в тюрьме, если не в морге. Ну, что мы с вами выиграли бы от этого?

Гарри вскинул на него изумленный взгляд.

– Что вы хотите сказать?

– Мистер Аддисон, наше дело – сбор информации, а не борьба за соблюдение законов. Советник по политическим вопросам изучает политический климат в той стране, куда его или ее назначили. В нашем случае речь идет не только об Италии, но и о Ватикане. Убийство кардинала‑викария Рима и взрыв ассизского автобуса, которые, насколько мне известно, полицейские считают взаимосвязанными, касаются обеих стран. Как личный секретарь кардинала Марчиано, ваш брат занимал привилегированное положение в церкви. Если он действительно убил кардинала‑викария, то следует признать более чем вероятным, что он действовал не в одиночку. Если так, есть все основания считать, что убийство было не единичным случаем, а элементом некоей крупномасштабной акции, затрагивающей высшие ступени Святого престола… – Итон отошел от шкафа и передал Гарри стакан. – Вот тут‑то и лежат наши интересы, мистер Аддисон, внутри Ватикана.

– Ну а если мой брат этого не делал? Если он вообще непричастен к преступлениям?

– Мне, как и полиции, приходится верить, что ассизский автобус взорвали с единственной целью – расправиться с вашим братом. Виновники взрыва считали, что он погиб, но теперь усомнились в этом и ужасно боятся того, что он что‑то знает и может рассказать. И потому они приложат все силы, чтобы отыскать его и заставить замолчать.

– Что‑то знает… Может что‑то рассказать… – И только тут до Гарри дошло. – И вы тоже хотите разыскать его?

– Совершенно верно, – спокойно отозвался Итон.

– Нет, я имею в виду: лично вы. Не посольство. Не ваше руководство. Вы сами. Вы поэтому пришли?

– Мистер Аддисон, мне пятьдесят один год, а я так и не поднялся выше секретаря. Мне отказывали в повышении столько раз, что, если я начну перечислять, вы устанете слушать. И я совершенно не хочу выйти в отставку с того же самого поста секретаря. Следовательно, я должен сделать нечто такое, что никак нельзя будет оставить без внимания. И раскрыть заговор, уходящий в самые глубины ватиканского двора, было бы самое то.

Гарри не верил своим ушам.

– Так вы хотите, чтобы я помог вам?

– Не только мне, мистер Аддисон. Но и самому себе. Тем, что известно вашему брату… Ведь никто, кроме него, не может помочь вам сорваться с крючка. И вы сами знаете это не хуже меня.

Гарри молча смотрел на дипломата.

– Если он жив, то, несомненно, боится за свою жизнь. Откуда ему знать, не фальшивая ли это запись? Единственное, что он может знать наверняка – что вы просите его сдаться. Ну а когда он совсем отчается, ему захочется кому‑нибудь открыться. И кто же для этого лучше подойдет, чем родной брат?

– Возможно… Но ведь это все пустые разговоры. Потому что ему неизвестно, где я. А мне – где он. И никому это не известно.

– Неужели вы считаете, что полиция сидит сложа руки? Нет, они продолжают опрашивать всех, кто остался в живых, и тщательно изучать всех погибших.