Передав ему стакан, Кэрри откинулась на подушку. Ситуация, в которой она оказалась, выглядела настолько неправдоподобной, что в нее с трудом верилось. После всего того, что произошло между ней и Уэйном, после крайнего презрения и грубости с его стороны и глубокой неприязни — с ее, она вдруг очутилась здесь, в его доме, в одной из его комнат, под его личным присмотром — а ведь он мог послать с этим лекарством Сесилию или даже Авриль.

— Вы скоро заснете, а утром почувствуете себя намного лучше.

Подойдя к окну, Уэйн задернул шторы, скрыв от Кэрри залитое лунным светом великолепное восточное небо. Вернувшись к кровати, он долгим взглядом окинул бледное лицо Кэрри, и странное выражение появилось в его глазах. Казалось, он впитывал в себя каждую прелестную черточку и изгиб ее лица, каждое движение ее губ, каждый взмах длинных темных ресниц, отбрасывающих мягкие, чарующие тени. Кэрри лежала, глядя перед собой и пытаясь совладать с растревоженными эмоциями, не в силах противостоять опасному обаянию опекуна сестры. Опасному? Оно могло оказаться фатальным для некоторых женщин… тех женщин, которые были настолько глупы, что позволили себе влюбиться в этого человека. Женщины наскучили ему, утверждал Мик, но он также добавил, что ничто человеческое не чуждо Уэйну; и, кажется, в этом была истина, иначе Ровена Блейкли не занимала бы такого положения в его доме, ведь она явно значила для него нечто большее, чем просто секретарша. На минуту Кэрри припомнила то, как он обошелся с Ровеной несколько минут назад. Отрывистым тоном Уэйн приказал ей позвонить своему другу и извиниться за то, что он не сможет принять его приглашение. При малейшем протесте Ровены его манеры тотчас же превращались в манеры хозяина, чьи приказания не терпят возражений.

Сон, навалившийся на нее, чему, без сомнения, способствовало и лекарство, принесенное Уэйном, заставил Кэрри закрыть глаза. Едва ее веки смежились, Уэйн проговорил мягко, почти нежно:

— Спокойной ночи, Кэрри.

Кэрри… Впервые ее имя сорвалось с его губ. Одним только этим будто дал понять, что принимает ее в члены их семьи. Невыразимая радость наполнила ее сердце. Кэрри приоткрыла глаза, а ее губы тронула дрожащая улыбка.

— Доброй ночи, мистер Харви, — и спасибо, — робко прибавила она.

Слегка приподняв брови, Уэйн спросил:

— За что это?

Она с трудом повернула тяжелую голову, чтобы взглянуть ему в лицо:

— За то, что вы так добры.

— И?..

Она решительно закончила:

— За то, что приняли меня.

Последовало долгое, странное молчание, и Уэйн негромко повторил:

— Принял вас…

Если бы Кэрри была в добром здравии, она удивилась бы и его тону, и его поведению. Но сейчас она лишь счастливо улыбнулась Уэйну, борясь со сном, который окутывал ее сознание.

— Вы не забудете позвонить Чарльзу? — пробормотала она, когда Уэйн уже шел к двери.

— Нет, я не забуду.

Внезапная перемена его тона, который вновь стал сугубо формальным, была такой пугающей, что сердце Кэрри словно скрутила острая, пронизывающая боль. Может, он неправильно понял ее отношения с Чарльзом? Она припомнила, что Уэйн дважды видел их вместе.

— Просто для того, чтобы он знал, где я, — добавила она без всякого выражения.

— Я постараюсь, чтобы он немедленно узнал об этом.

— Что вы скажете ему? Ведь он вообще ничего не знает.

После небольшого колебания Харви ответил, пожав плечами:

— Ему лучше сказать всю правду.

— Что я сестра Авриль?

— Да, я не вижу причин скрывать это. — И он вышел из комнаты, выключив свет.