|
Она прибавила скорость, чтобы обогнать запоздалый грузовик. Мы направлялись в туннель, ведущий к шоссе М4. – А как Ричард? – С ним покончено, если это уж так тебя интересует. Я бросил на нее короткий взгляд. Она чуть слишком сосредоточенно вела машину; потом скривила губы и пожала плечами. Как то раз, давно, в период ее увлечения верховой ездой, я наблюдал за ней на ипподроме. Может, в чем то Каро и не дотягивала до идеала, но препятствия она брала с маху, без колебаний. – Когда это случилось? – С месяц тому назад. После моего последнего письма. – Появился кто то другой? – Просто… – Она опять пожала плечами. – Бедняга Ричард. Он мне нравился. – Ничего подобного. Ты же считал, что он типичный итонский болван. Такие споры между нами не были новостью. Она приучилась вот так мне перечить, когда я взялся выводить ее в люди: мол, может, она и дура, но способна отличить, что я на самом деле думаю, от того, что говорю ради ее ободрения. – Ты оказался прав, – добавила она. – Хочешь, поговорим об этом? Мы выбрались из туннеля. Я не узнавал знакомых мест, как часто бывает после долгих странствий: все вокруг, даже хорошо знакомый ландшафт, утрачивает реальность. Да еще эта ужасная промозглая сырость английской зимы. – На самом деле все это произошло в Комптоне. Мы поехали туда на выходные. Думаю, из за того, что там его холили и лелеяли как будущего зятя. Смотреть противно. Это и было последней каплей. – Да он то чем виноват? – Знаешь, он таким оказался мещанином – просто фантастика какая то. В глубине души. Честное слово. Просто упивался всем этим. Подлизывался к Эндрю, совсем голову потерял. Притворялся, что ему очень интересно слушать про надои молока, про охоту и про бог знает что еще. И я вдруг поняла, что он пустышка. Притворщик. Во всем. – Ну тогда ты правильно его выгнала. Злосчастный Ричард во многом походил на Каро: университет ему тоже было не потянуть. Родители его владели одним из крупнейших лондонских издательств, и он изучал издательское дело, используя старинный английский принцип: поскольку естественные склонности человека, несомненно, наследуются, нет необходимости их проявлять въяве. Ричард походя усвоил кое какие левые взгляды, общаясь с не вполне всем довольными подчиненными отца, но ему то предстояло еще хуже управлять ими в будущем; впрочем, возможно, он просто опробовал на мне идеи, неприемлемые у него дома. – Он был до того отвратителен, ты просто не представляешь! Заявил, что Флит стрит на меня дурно влияет. Как то раз сказал, что я становлюсь резкой. «А это просто вульгарно, моя милая». Я швырнула в него бутылку джина – совершенно вышла из себя. Наглость такая! И нечего ухмыляться, – добавила она. – Но хоть часть квартиры уцелела? – Это было у него дома. – Прекрасно. Никогда не швыряйся собственным джином. Каро закусила губы. Мы выехали на шоссе М4. – Ты то ведь знал – с самого начала. Мог бы предупредить. – С моим то умением выбирать идеальных спутников жизни… – Мог бы и научиться. – Уже поздно. Она некоторое время переваривала мой ответ. – Ты на ней женишься? – Ее зовут Дженни. Нет. Не женюсь. – Я не хотела… – Я знаю. Недопонимание… эта опасность всегда была присуща нашим с Каро отношениям. Что то в ней и правда изменилось. Может быть, это было всего навсего влияние нового, чуждого мира, где она успела пробыть полгода. Мне подумалось, что не все так гладко складывалось у нее на Флит стрит, остались царапины; и оцарапать в ответ стало необходимым способом защиты. Я не согласился бы, что это – «просто вульгарно», но в ней действительно появилась какая то новая резкость, на смену былой наивности пришла некоторая агрессивность. |
