|
Сталин и Гитлер, мол, одно и то же, чувствуешь? Болтали между собой всякое. Ему бы, дураку, их оборвать, отрубить, мол, я политикой не занимаюсь, и прекратите разговоры на эти темы или вообще больше ко мне не приходите. Характеру, что ли, не хватило, мягкий человек был, или такая уж крепкая дружба в ссылке возникает - не оборвешь, или боялся прослыть обывателем, а то и трусом, доверял, может быть, этим людям, считал такими же порядочными, каким был сам. Может быть, они и были порядочные, но трепачи, тюрьма и ссылка их ничему не научили, значит, болтали они не только у моего друга... Все же, когда пришли во второй раз, он им дал понять, деликатно, конечно, ведь интеллигент, что принимать их у себя не может: одна комнатушка в коммунальной квартире, ребенок спать должен и сам он работает по вечерам. И больше они не являлись. Думал он, на этом кончилось. Однако нет, не кончилось. В один прекрасный день в институте подходит к нему молодой человек приятной наружности, отзывает в сторону, показывает книжечку красненькую: "Придется вам со мной пройти тут неподалеку". Приходят они в Большой дом, так у нас называется НКВД. Начальник усаживает его в кресло, спрашивает, как устроился после ссылки, не обижают ли его. Друг мой отвечает: "Все в порядке, никто не обижает". - "А как ваши товарищи по ссылке?" Друг мой чувствует подвох, но не сориентировался. "Не знаю, я ни с кем не встречаюсь". Начальник вынимает из стола бумагу и зачитывает фамилии тех, кто приходил к моему другу. "А этих людей вы встречали?" - "Да, были у меня два раза". - "И о чем беседовали?" - "Ни о чем особенном..." - "Вспоминали Сибирь, ссылку?" - "Вспоминали". - "В романтической дымке вспоминали?" - "Какая романтика в Сибири..." - "А о политике говорили?" - "Я вне политики, занимаюсь физикой и математикой". Начальник вынимает другой лист: "А вот что говорил такой-то". И слово в слово читает ему рассуждения одного мудозвона. "Говорил он это?" Куда деваться? "Да, говорил". - "Как вы реагировали?" - "Не прислушивался, занимался". - "Помилуйте, в вашем присутствии ведутся антисоветские разговоры, а вы не прислушивались. Нет, вы прислушивались, иначе не подтвердили бы того, что я вам зачитал". Мой друг молчит, возразить нечего. Ясно, среди приходивших был осведомитель, может, и не один. А начальник напирает: "Молчите? Отвечу за вас. Вы капитулировали для того, чтобы восстановиться в партии и взорвать ее изнутри. Вы возглавили и собирали у себя на квартире подпольную троцкистскую группу. У нас есть все основания арестовать вас и вашу группу и предать суду". Мой друг отвечает: "Никакой троцкистской деятельностью я не занимался, ни в каких разговорах не участвовал. Но доносить - это противоречит моим нравственным убеждениям. |
