Изменить размер шрифта - +

   В зале засмеялись.
   - Не стройте из себя дурачка, - рассердился Баулин, - кто не дал писать
передовую? Панкратов?
   - Не помню.
   - Не помните... Вас это не удивило?
   Руночкин только пожал плечами.
   - А предложение Панкратова написать эпиграммы удивило?
   - Раньше мы их тоже писали.
   - Вы понимаете свою ошибку?
   - Если рассуждать так, как товарищ Лозгачев, то понимаю.
   - А вы как рассуждаете?
   Руночкин молчал.
   - Дурачка строит! - выкрикнул опять Карев.
   Баулин посмотрел в бумажку.
   - Позднякова здесь?
   Улыбаясь, хорошенькая Позднякова поднялась на трибуну.
   - Что я могу сказать? Саша Панкратов решил передовой не писать, а  ведь
он комсорг, мы должны его слушаться.
   - А если бы он вам велел прыгнуть с пятого этажа?
   - Я не умею прыгать, - ответила Надя, - и я думала...
   - Вы ни о чем не думали, - перебил ее Баулин. - Или вам нравится, когда
так издеваются над ударниками учебы?
   - Нет.
   - Почему не возразили?
   - Они бы меня не послушали.
   - А почему не пришли в партком?
   - Я... - Позднякова поднесла платок к глазам. - Я...
   - Хорошо, садитесь! - Баулин опять посмотрел в бумажку. - Полужан!
   - Нечего их слушать, пусть Панкратов отвечает! - крикнули из зала.
   - Дойдет очередь и до Панкратова. Говорите, Полужан!
   - Все случившееся я считаю большой ошибкой, - начала Роза.
   - Ошибки бывают разные!
   - Я считаю это политической ошибкой.
   - Так и надо говорить сразу, а не когда тянут за язык.
   - Я это считаю грубой политической ошибкой. Я только прошу  принять  во
внимание, что я предлагала написать передовую.
   -  Вы  думаете,  это  вас  оправдывает?  Вы  умыли  руки,  хотели  себя
обезопасить, а то, что такая пошлятина  будет  висеть  на  стене,  вас  не
волновало? Вы сами писали эпиграммы?
   - Да.
   - На кого?
   - На Нестерова, Пузанова и Приходько.
   - Один обжора, другой -  сонная  тетеря,  третий  -  жулик.  И  это  вы
считаете прославлением ударничества?
   - Это моя ошибка, - прошептала Роза.
   - Садитесь!.. Ковалев!
   Бледный Ковалев вышел на трибуну.
   - Я должен честно признать: когда шел сюда, мне не была полностью  ясна
политическая суть дела, казалось, что это шутка,  глупая,  неуместная,  но
все же шутка. Теперь  я  вижу,  что  мы  все  оказались  орудием  в  руках
Панкратова. Правда, я настаивал на передовой.  Но,  когда  речь  зашла  об
эпиграммах, смолчал: эпиграмма писалась на меня и мне казалось, что,  если
я буду возражать, ребята подумают, что спасаю себя от критики.
   - Постеснялся? - усмехнулся Баулин.
   - Да.
   - Ковалев сразу пришел в бюро и  честно  рассказал,  как  все  было,  -
заметил Лозгачев.
   - Лучше бы он пришел до того, как повесили газету, - возразил Баулин.
   Поднялся  Сиверский,   преподаватель,   топографии.   Саша   никак   не
предполагал, что  он  член  партии.
Быстрый переход