Изменить размер шрифта - +
   Саша   никак   не
предполагал, что  он  член  партии.  Этот  молчаливый  человек  с  военной
выправкой, в синих кавалерийских галифе и длинной белой кавказской рубашке
казался ему бывшим офицером царской армии.
   - Ковалев! Вы стеснялись возражать против эпиграмм на себя?
   - Да.
   - Почему же вы не возражали против эпиграмм на других?
   - Демагогический вопрос! - раздался голос Карева.
   - Запутывает дело! - крикнул еще кто-то.
   Баулин обвел рукой зал.
   - Слышите, товарищ Сиверский, как собрание расценивает ваш вопрос?
   - Я хотел сказать молодому человеку Ковалеву, что ему не стоило бы  так
начинать жизнь, - спокойно произнес Сиверский и сел.
   - Вы можете выступить в прениях, - ответил Баулин. - А сейчас послушаем
главного организатора. Панкратов, пожалуйста!
   Саша сидел в заднем ряду, среди студентов с других факультетов, слушал,
обдумывал, что ему сказать. От него ждут признания ошибок, хотят услышать,
_как_ он будет раскаиваться, _чем_ будет оправдываться. Жалел ли он о том,
что произошло? Да, жалел. Мог не пререкаться  с  Азизяном,  мог  выпустить
газету так, как ее выпускали всегда. И не получилось бы  тогда  всей  этой
истории, которая так неожиданно и нелепо ворвалась в его жизнь и  в  жизнь
его товарищей. И все же надо выстоять, отстоять ребят, заставить выслушать
себя. Здесь не только Баулин, Лозгачев и Карев,  здесь  Янсон,  Сиверский,
здесь его товарищи, они сочувствуют ему.
   Зал притих. Те, кто вышел покурить, вернулись. Многие встали  со  своих
мест, чтобы лучше видеть.
   - Мне предъявлены тяжелые обвинения, - начал Саша, -  товарищ  Лозгачев
употребил  такие  выражения,  как  политическая  диверсия,   антипартийное
выступление, злопыхательство...
   - Правильно употребил! - крикнул из зала, наверно, Карев, но Саша решил
не обращать внимания на выкрики.
   Баулин постучал карандашом по столу.
   - Доцент Азизян в своих лекциях не сумел сочетать теоретическую часть с
практической и тем лишил нас  знакомства  с  важными  разделами  курса,  -
продолжал Саша.
   Азизян вскочил, но Баулин движением руки остановил его.
   -  О  стенгазете.  Прежде  всего  я,  как   комсорг,   полностью   несу
ответственность за этот номер.
   - Какой благородный! - закричали из зала. - Позер!
   - Именно я сказал, что передовой не надо, именно я предложил  поместить
эпиграммы и сам написал одну из них. И ребята это могли рассматривать  как
установку.
   - Установку? От кого вы  ее  получили?  -  пристально  глядя  на  Сашу,
спросил Баулин.
   В первую минуту Саша не понял вопроса. Но, когда  его  смысл  дошел  до
него, ответил:
   - Вы вправе задавать мне любые вопросы, кроме тех, что оскорбляют меня.
Я еще не исключен.
   - Исключим, не беспокойся! - крикнули из зала. Уж это-то точно Карев.
   - Дальше. Передовую не написали потому, что не хотелось повторять того,
что будет в  нашей  многотиражке  и  факультетском  бюллетене.  Там  более
квалифицированные журналисты...
   - Судя по эпиграмме, ты даже поэт, - насмешливо сказал Баулин.
Быстрый переход