Саша никак не
предполагал, что он член партии. Этот молчаливый человек с военной
выправкой, в синих кавалерийских галифе и длинной белой кавказской рубашке
казался ему бывшим офицером царской армии.
- Ковалев! Вы стеснялись возражать против эпиграмм на себя?
- Да.
- Почему же вы не возражали против эпиграмм на других?
- Демагогический вопрос! - раздался голос Карева.
- Запутывает дело! - крикнул еще кто-то.
Баулин обвел рукой зал.
- Слышите, товарищ Сиверский, как собрание расценивает ваш вопрос?
- Я хотел сказать молодому человеку Ковалеву, что ему не стоило бы так
начинать жизнь, - спокойно произнес Сиверский и сел.
- Вы можете выступить в прениях, - ответил Баулин. - А сейчас послушаем
главного организатора. Панкратов, пожалуйста!
Саша сидел в заднем ряду, среди студентов с других факультетов, слушал,
обдумывал, что ему сказать. От него ждут признания ошибок, хотят услышать,
_как_ он будет раскаиваться, _чем_ будет оправдываться. Жалел ли он о том,
что произошло? Да, жалел. Мог не пререкаться с Азизяном, мог выпустить
газету так, как ее выпускали всегда. И не получилось бы тогда всей этой
истории, которая так неожиданно и нелепо ворвалась в его жизнь и в жизнь
его товарищей. И все же надо выстоять, отстоять ребят, заставить выслушать
себя. Здесь не только Баулин, Лозгачев и Карев, здесь Янсон, Сиверский,
здесь его товарищи, они сочувствуют ему.
Зал притих. Те, кто вышел покурить, вернулись. Многие встали со своих
мест, чтобы лучше видеть.
- Мне предъявлены тяжелые обвинения, - начал Саша, - товарищ Лозгачев
употребил такие выражения, как политическая диверсия, антипартийное
выступление, злопыхательство...
- Правильно употребил! - крикнул из зала, наверно, Карев, но Саша решил
не обращать внимания на выкрики.
Баулин постучал карандашом по столу.
- Доцент Азизян в своих лекциях не сумел сочетать теоретическую часть с
практической и тем лишил нас знакомства с важными разделами курса, -
продолжал Саша.
Азизян вскочил, но Баулин движением руки остановил его.
- О стенгазете. Прежде всего я, как комсорг, полностью несу
ответственность за этот номер.
- Какой благородный! - закричали из зала. - Позер!
- Именно я сказал, что передовой не надо, именно я предложил поместить
эпиграммы и сам написал одну из них. И ребята это могли рассматривать как
установку.
- Установку? От кого вы ее получили? - пристально глядя на Сашу,
спросил Баулин.
В первую минуту Саша не понял вопроса. Но, когда его смысл дошел до
него, ответил:
- Вы вправе задавать мне любые вопросы, кроме тех, что оскорбляют меня.
Я еще не исключен.
- Исключим, не беспокойся! - крикнули из зала. Уж это-то точно Карев.
- Дальше. Передовую не написали потому, что не хотелось повторять того,
что будет в нашей многотиражке и факультетском бюллетене. Там более
квалифицированные журналисты...
- Судя по эпиграмме, ты даже поэт, - насмешливо сказал Баулин. |