|
Конкретные знания тоже. - Между партийностью и конкретностью есть разница? Опять поднялся Лозгачев. - Ну, товарищи... Когда открыто проповедуют аполитичность науки... И потом: Панкратов пытался навязать партийному бюро свое _особое_ мнение о Криворучко, разыгрывал представителя широких студенческих масс. А Кого вы, Панкратов, здесь представляете, собственно говоря? Янсон сидел мрачный, барабанил толстыми пальцами по туго набитому портфелю. - Вступать в спор с преподавателем не годится. Но "аполитичность науки..." Глинская повернулась к Баулину. - Может, передадим в комсомольскую организацию... В ее голосе звучала сановная усталость: мелок вопрос, незначительна фигура студента. Лозгачев взглянул на Баулина, ему казалось, что тот должен быть недоволен предложением Глинской. - Партийное бюро не должно уклоняться... Это неосторожное слово все решило. - Никто не уклоняется, - нахмурился Баулин, - но есть порядок. Пусть комсомол обсудит. Посмотрим, какова его политическая зрелость. На вешалке висело коричневое кожаное пальто... Дядя Марк! - Погуливаешь?.. Саша поцеловал Марка в гладко выбритую щеку. Пахло от Марка хорошим трубочным табаком, мягким одеколоном, "уютный холостяцкий дух", как говорила мама. Марк выглядел старше своих тридцати пяти лет - полный, веселый, лысеющий дядька. И только острые глаза за желтоватыми стеклами очков выдавали железную волю этого человека, одного из командармов промышленности, почти легендарного, как легендарна его гигантская стройка на Востоке - новая металлургическая база Советского Союза, недоступная авиации врага, стратегический тыл пролетарской державы. - Думал, не дождусь тебя, заночевал, думаю... - Саша всегда ночует дома, - сказала мама. На столе портвейн, розовая любительская колбаса, шпроты, "турецкие хлебцы" - лакомства, которые всегда привозил Марк. Тут же и традиционный мамин пирог, который она пекла в "чуде". Видно, Марк успел предупредить о своем приходе. - Надолго приехал? - спросил Саша. - Сегодня приехал, завтра уезжаю. - Его Сталин вызвал, - сказала мама. Она гордилась братом, гордилась сыном, больше ей нечем было гордиться - одинокая женщина, брошенная мужем, маленькая, полная, с еще красивым белым лицом и густыми вьющимися седыми волосами. Марк протянул руку к лежащему на диване свертку. - Разверни. Софья Александровна попыталась распутать узел. - Дай-ка! Саша ножом разрезал шпагат. Сестре Марк привез отрез на пальто и пуховый платок. Саше - костюм из темно-синего бостона. Немного примятый пиджак сидел отлично. - Как влитой, - одобрила Софья Александровна, - спасибо, Марк, ему совсем не в чем ходить. Саша с удовольствием разглядывал себя в зеркале. |
