— Но если она и сказала правду, — продолжил Риган, — я понимаю, почему Дану утаила знание о камне Судьбы.

— Она боялась, что кто–то объявит себя королём, — предположил Девон, а затем, усмехнувшись, закончил: — например, ты.

Риган покачал головой.

— Если в самом деле камень даёт возможность путешествовать между мирами… Все отверженные, все, кого мы, друиды, объявили проклятыми и забытыми Сидом — все устремятся к нему. Только они выиграют от того, что о камне станет известно. А мы… Мы больше не сможем управлять людьми.

— Сможем, — Девон прищурился, — мы сможем управлять с богиней и без богини, с камнем или без него. Мы смогли бы сказать, что только мы можем отправить их в Сид, и это… — Девон хмыкнул, — было бы правдой… Если верить Кейсар.

— Люди возненавидели бы нас. Нашей власти не хватило бы надолго.

— Мы могли бы в самом деле отправиться в Сид.

— А зачем? — Риган повернулся к нему и скрестил руки на груди. В глазах его снова была насмешка. — Что есть там, чего мы не имеем здесь?

Девон промолчал. У него был ответ: «свобода» — но он вовсе не был уверен, что она действительно есть в других мирах.

— Если войско Кайдена вернётся, — сказал он, — это путешествие, в которое нам обоим было так трудно поверить, может стать единственным выходом для наших людей.

— Тогда тем более мы должны отвоевать Фаль. Но тогда нам придётся искать ещё и котёл.

Девон кивнул.

— Ладно, — сказал он, — это всё. Закончим на сегодня разговор. У меня ещё много дел.

— Я могу помочь.

Глаза Девона прищурились.

— Неужели? — Девон отвернулся и, кликнув друидов, стоявших поодаль, приказал: — Отвести этого человека в святилище. Кажется, духи всё ещё не покинули его.

Риган дёрнул плечом.

— Я могу сам, — сказал он и, отодвинув от себя друидов, стал спускаться в долину.

Девон обернулся к Дее и улыбнулся, хотя улыбка его и не коснулась глаз.

— Я так рад, что ты снова со мной, — сказал он.

На губах Деи тоже мелькнула улыбка, и она приникла к Девону всем телом, а затем вскинула голову и легко коснулась губами его губ.

— Я тоже, — шепнула она.

Конах издалека увидел всполохи пламени в небесах. На секунду он заколебался, раздумывая, не повернуть ли назад, но тут же отогнал от себя эту мысль. Когда–то, ещё до того, как Арма приняла его, Конах был одним из гонцов дома Ястребов. Ястреб послал его с поручением в соседний туат, а когда Конах вернулся домой, там уже некому было выслушать вести, которые он принёс.

С тех пор Конах скитался по дорогам, поджидая незадачливых странников, и перебивался с хлеба на воду — он знал, что ни один туат не примет его. А потом слухи о том, что юный Девон из рода Ястребов снова в милости у богов, настигли его.

С тех пор, как он выполнял работу гонца, прошло уже больше десятка лет. И Конах не думал, что ему когда–нибудь придётся выполнять её вновь. Но когда он услышал, что Девон ищет доверенного человека, то удержаться не смог — и предложил себя.

День и ночь бежал он вдоль дороги, ведущей к холму Мобиногинон, готовый при первом топоте копыт, при первом звоне колёс броситься прочь и скрыться в кустах.

Но ни ночью, ни днём он так никого и не встретил.

Холм был пуст, но то, куда отступило войско, определить было легко — в наступающих сумерках далеко на востоке тлело марево пожара.

Конах бросился туда, силы уже покидали его. И всё же он сумел продержаться несколько часов, чтобы затем рухнуть к ногам короля.

Горностай стоял над ним с исцарапанным лицом и бородой, испачканной кровью.