От того, что открывалось ей, Дею пробирала дрожь — циклы движения звёзд показывали, что очередная эра подходит к концу. Что же ждёт впереди, за её пределами, Дея не успела прочитать — её забрали домой.

В туате отца Дея уже не имела возможности читать — показывать свои знания означало накликать беду, ведь только друидам было дозволено читать. Любопытство продолжало терзать её, но она не очень–то задумывалась о том, как его реализовать.

Помнила она и другие вещи которые успела прочитать — помнила, что первые из друидов, ступивших на землю среди туманов, завещали всем, кто достиг совершенства лет, каждый Самайн проводить в пределах Тары на священном пиру, и тем, кто ослушается запрета, сулили кару от духов, живущих в Сид.

Дея не очень–то верила в духов. Однако традиции предпочитала соблюдать — просто чтобы не привлекать к себе лишнего внимания друидов. Впрочем, своего первого Самайна Дея искренне ждала — как возможности увидеть свет, пообщаться с теми, кто в перспективе может быть ей полезен.

Новость о том, что этот Самайн будет проводиться не так, как все, что были прежде, не просто удивила, но шокировала её — потому как это означало, что в обществе произойдёт раскол, и далеко не все, кого она хотела бы повидать, будут на пиру в эту ночь. Бoльшая часть сидов, как и она, оказалась в недоумении — чьё распоряжение выполнять: древних друидов или богини, ныне правящей и живой. Старший Горностай решил проблему легко: сам он отправился в Тару, чтобы выполнить древний завет, а дочь отправил в Арму, чтобы и воля богини оказалась соблюдена.

Уже подводя колесницу к границам священной долины, Дея поняла, что отец её был такой не один: всё пространство, какое позволял обозреть глаз, заполняли позолоченные колесницы знатных родов, сидов и … наследников туат. Никого из старших здесь не было — и никому из присутствовавших не исполнилось тридцати лет.

Дея испытала растерянность. Здесь она никого не знала. Обычаи, которые окружали её, тоже мало походили на то, что о священном пире рассказывал её отец: у самого входа в храм, у огромных каменных ворот, украшенных золотым литьём, прибывавших встречали друиды в синих туниках младших жрецов. Лиц их было невозможно разглядеть, как и кисти рук, их скрывали капюшоны, но гости охотно сбивались в кучки, к одной из которых примкнула и Дея.

Друид выпростал из–под ткани ладонь и указал ей и другим на узкий проход, приказывая следовать за собой. Дея решила уже было, что их сопровождающий принёс обет молчания, когда они остановились на небольшой смотровой площадке, и из тени капюшона раздался его мягкий баритон:

— Ученик Великого Друида рад приветствовать вас. Здесь, в Арме, вы найдёте всё, что угодно вашей душе — пищу и кров.

Друид чуть отступил в сторону — так, чтобы гости могли видеть долину, расположившуюся за его спиной.

— Прежде чем приступить к пиршеству, мы с вами причастимся к великой сути деревьев, — друид указал на растущий на склоне горы дуб, в ветвях которого притаился деревянный храм, — это не займёт много времени. Затем, — он провёл в воздухе рукой, — вплоть до наступления ночи вы сможете отдохнуть. Причаститься к искусству художников, восхваляющих богиню нашу Дану, — он указал на вход в пещеру, едва видневшийся внизу, — послушать декламации филидов, которые будут выступать на пиру, посмотреть на танцы приближённых жриц, — перечисляя возможности, друид медленно вёл рукой над долиной, каждый раз указывая на какой–то вход, — посмотреть на игрища в честь богини и испробовать священный мёд, выдержанный в лучших подвалах Армы.

Закончив, друид замолк. Дее показалось, что из тени капюшона он осматривает гостей, лица которых застыли в одинаковом недоумении.

— Если же у вас есть вопросы, Ученик распорядился, чтобы я ответил на все.