— Горностай был одним из тех, кто ступил на Землю Среди Туманов на первом корабле. Дух его возрождается в каждом из отцов Туата так же, как возрождается дух Дану в каждой из дочерей. Я — старшая дочь своего отца, но была отвергнута им, а теперь возвращена. Я чувствую, как меня коснулся злой рок. Я боюсь духов, что населяют мой дом. И я хочу, чтобы вы очистили его.

— Вы не верите в духов! — Девон с трудом сдержал злость.

— Ну и что? Много лет назад первый друид поклялся Дану, что будет защищать её верных стражей. Таких, как Горностай. И вы теперь должны защитить меня.

Девон скрипнул зубами.

— Вон! — процедил он.

— Вы не можете мне отказать!

— Я не Великий Друид!

— Спросим об этом богиню?

Секунду они смотрели друг на друга в упор. Девон уже представил возможный разговор. «Это отличная возможность показать силу Армы и её короля», — Девон почти слышал, как она это произнесёт.

— Я должен вначале поклониться древу моего рода, — произнёс упрямо он, уже чувствуя, что эта церемония не изменит ничего — разве что отсрочит поездку к Горностаям на пару дней. — К тому же, пир Самайна ещё не завершён!

— Он будет длиться три дня, — на губах Деи заиграла улыбка, — а когда полумесяц исчезнет с лика небес, я жду вас у себя.

Ничего не ответив, Девон ринулся прочь, проклятые жреческие одежды путались между ног, мешая идти.

«Ещё одна!» — билось в голове.

А Дея осталась стоять на карнизе, глупо улыбаясь самой себе — она уже представляла, как будет показывать Девону свои комнаты в тереме отца.

Девон не собирался ехать домой, но теперь мысль об этом целиком захватила его. Он не видел священного древа с тех пор, как ему исполнилось одиннадцать — место, где он некогда рос, Девон приравнял для себя к гейсу, священному табу, которое нельзя было посещать.

Но теперь, когда слова сами сорвались с его языка, он думал об этом постоянно — и где–то в глубине души ему казалось, что именно эта поездка позволит ему освободиться от снов, которые преследовали его.

Он думал уехать, как только закончится пир, но оказалось, что вырваться из Армы не так легко — в храме после ночи Самайна появилось несколько десятков прихожан, которые уверовали в него, а у ворот трое предсказателей теперь сменяли друг друга, обещая острову скорый конец.

Девон мог бы подумать, что всё это дело рук Ригана, недовольного нарушением привычного порядка вещей, если бы тот не исчез незадолго до Самайна — поговаривали, что Риган отправился в Сид, но точно не знал никто и ничего.

Распределив полномочия между приближёнными, которые теперь встречали прихожан в капюшонах и в случае необходимости выдавали себя за него, Девон всё–таки приказал запрячь колесницу. По дороге в туат, некогда принадлежавший Ястребу, он также не снимал капюшона, не желая привлекать к себе внимания. На третий день путешествия он оказался на том месте, которое тоже когда–то видел в своих снах. Не плакавший с одиннадцати лет, Девон почувствовал, как к глазам подступают слёзы.

Некогда могущественный тис, удерживавший в своей кроне деревянный замок, наполненный людьми, был срублен под корень. Навершие его пня невозможно было обхватить руками, зато по краям его уже пробивалась молодая поросль.

Девон долго стоял, глядя на этот погибший символ его семьи. Бессилие охватило его. Он стал королём Армы — но королём туата Ястреба так и не стал.

— Жизнь не прекращает идти, — раздалось из–за его спины.

Девон резко развернулся и прищурился в тени капюшона, разглядывая того, кто стоял перед ним. Не без труда он узнал тонущее в поседевшей бороде лицо филида, который пел для его отца.

— Да, — сказал Девон глухо.