Глава 28

Большую часть дня Риган проводил стоя у окна, и постороннему наблюдателю могло бы показаться, что он не делает ничего. Это, тем не менее, было не совсем так.

Риган наблюдал. Наблюдал — и размышлял.

Он уже понял, о ком говорил Кайден, когда упоминал северные племена — у этих были светлые волосы, и доспехи их украшали шкуры зверей с пышным ворсом. В городе таких было не слишком много, и Риган не думал, что Латиск — как называл своё царство Кайден — может их заинтересовать.

О том, кто мог прийти с запада, догадаться тоже оказалось легко. Изредка те самые горцы, к которым Риган раньше ходил торговать, доплывали и до этой земли. Риган увидел кое–где полотна, вытканные их рукой: эти ткани было легко отличить от других, потому что рисунок на них не был вышит, а вплетался в само полотно. Их Риган тоже не считал нужным принимать в расчет. Плыть горцам, судя по всему, было достаточно далеко, а Латиск давал им возможность торговать не только с самими людьми, населявшими его, но и с далёкими восточными странами: как теперь понимал Риган, именно оттуда привозили его любимое тончайшее шёлковое полотно.

Оставались южные и восточные народы, но с этими было сложнее всего. Ригану с трудом удавалось их различить: и те, и другие казались ему грубыми и угловатыми, мужчины их обладали развитой мускулатурой, хоть и не такой выпуклой, как у северных дикарей, зато рельефной и будто бы вылепленной из глины любящей рукой. И те, и другие носили туники, которые не украшали ни орнаментом, ни шитьём. И те, и другие считали себя наместниками богов.

При дворе их было довольно много, особенно последних из них. Понемногу Риган начал различать их по именам и по пристрастиям в вине: одни разбавляли благородный напиток водой, другие пили неразбавленным.

Риган — после долгих размышлений — стал склоняться к мысли, что если в этом году в самом деле начнётся война — а как он понял из обмолвок воинов, охранявших его покой, война здесь случалась каждый год — то она придёт с моря, потому как с суши город был хорошо защищён.

Он уже видел в гавани три вида кораблей, но наиболее опасными ему казались те, на которых стояло два паруса и, порасспрашивав горожан во время своих недолгих прогулок, он пришёл к выводу, что корабли эти принадлежат пришельцам с юга. Борта их украшали изображения львов и химер.

Предсказание, таким образом, по всему выходило достаточно точным, но рисковать Риган всё–таки не хотел и, поняв, что никто не собирается отпускать его просто так, стал понемногу искать возможностей выбраться из дворца и забрать Сенамотис с собой. Та ожидаемо отказывалась уходить без ключа, но уже через пару недель пребывания Ригана во дворце он нашёл ещё одну причину оставаться здесь.

Сенамотис приходила к Ригану каждый вечер — и с каждым днём оставалась всё дольше. Омывать её целиком довольно скоро Риган прекратил, решив, что это испытание для него слишком трудно, так что большую часть времени они теперь проводили за разговорами. Впервые в жизни Риган встретил девушку, которая могла бы рассказать ему что–то, чего не знал он сам, и тем удивительней было понимать, что девушкой этой оказалась дикарка, едва вступившая в пору зрелости.

— Я была младшей дочерью вождя, — пояснила Сенамотис, когда об этом зашёл разговор. Она ходила по комнате с таким же тщательным вниманием, как и Риган, изучая детали обстановки, как будто видела всё это в первый раз. — Мой старший брат должен был стать новым вождём. А меня готовили для того, чтобы я стала устами богини.

— Взошла на костёр? — Риган в свою очередь наблюдал за девушкой. Каждое движение Сенамотис магическим образом действовало на него, умиротворяя и едва ли не погружая в сон. За те две недели, что Сенамотис навещала его, Ригана ни разу не посетила леденящая злость, к которой он давным–давно привык.