Он вошел в дом Баюми и был принят в гостиной. Баюми не стал скрывать, что пригласил его как надсмотрщика рода Габаль, чтобы посоветоваться по поводу Рифаа.

— Не думай, что все это пустяки, — сказал он. — Факты говорят — этот человек опасен.

Ханфас согласился с ним, но попросил:

— Только не расправляйся с ним в моем присутствии.

— У нас общие интересы, — ответил Баюми. — Мы не расправляемся с врагами в собственных домах. Этот мальчишка сейчас появится, и я при тебе допрошу его.

Лицо Рифаа светилось. Он вошел и поздоровался с мужчинами. Сел на тюфяк напротив, куда ему указал Баюми. Вглядываясь в его спокойные прекрасные черты, Баюми удивлялся, как этот кроткий юноша мог стать причиной волнений. Твердым голосом он спросил:

— Почему ты оставил свой квартал и родных?

— Никто из них не хотел меня слушать, — просто ответил Рифаа.

— А чего ты хотел от них?

— Избавить от злых духов, которые мешают им быть счастливыми.

Тон Баюми стал еще грубее:

— А разве счастье людей — твоя забота?

— Да, поскольку я способен на это, — наивно ответил Рифаа.

Баюми нахмурился.

— Говорят, ты презираешь власть и силу?!

— Я хотел доказать, что счастье не там, где им кажется. Оно в том, как живу я.

Ханфаса это рассердило.

— Хочешь сказать, что презираешь власть имущих? — спросил он.

Не обращая внимания на их раздражение, Рифаа ответил:

— Нет, уважаемый. Это всего лишь предупреждение о том, что счастье не в силе и власти, которыми они обладают.

Пристально посмотрев на него, Баюми спросил:

— Еще говорят, ты утверждаешь, будто именно этого хочет для людей владелец имения.

В чистом взгляде Рифаа появилась озабоченность.

— Так говорят…

— А что скажешь ты?

Впервые Рифаа ответил на вопрос не сразу:

— Я говорю, как понимаю.

— Такое понимание добром не кончится, — вмешался Ханфас.

Прищурившись, Баюми добавил:

— Говорят, будто ты передаешь волю самого аль-Габаляуи!

Рифаа оторопел. Он снова помедлил с ответом:

— Так я истолковал его беседы с Адхамом и Габалем.

— Слова Габаля запрещено толковать по-своему! — закричал Ханфас.

Баюми тоже разозлился не на шутку, подумав: «Все вы лжецы, а Габаль первый». Но вслух произнес:

— Ты говоришь, что слышал голос аль-Габаляуи. Говоришь, что это его воля. Но никто не может выступать от имени аль-Габаляуи, только управляющий, его наследник. Если бы аль-Габаляуи и хотел что-то сказать, то обратился бы к нему. Он поверенный в его делах, и он исполняет его десять заповедей. Глупец, как же ты от имени аль-Габаляуи можешь презирать силу, власть и богатство, когда он сам могущ и богат?!

Черты Рифаа исказились от боли.

— Я обращаюсь к жителям квартала, а не к аль-Габаляуи. Это они одержимы бесами, это они несчастны.

— Ты сам немощен и ничтожен, — вскричал Баюми, — поэтому умаляешь власть и силу, чтобы подняться в глазах дураков квартала и стать выше господ. А когда ты начнешь ими управлять, то разграбишь имение их же руками.

От изумления глаза Рифаа широко раскрылись.

— Я не хочу ничего, кроме счастья для нашей улицы.

— Хитрец! Внушаешь людям, будто они одержимы, будто мы все больны, а ты один здоров в этом квартале!

Рифаа вздохнул:

— Скажи, почему, даже если люди ненавидят меня, я ни к кому не отношусь плохо?

— Нас ты не запутаешь, как этих дураков! — завопил Баюми.