Но управляющий удержал его.
— Ты здесь, чтобы отвечать на вопросы, а не задавать их! — сказал он Касему.
Адвокат извинился и засобирался уходить. Он встал, плотно завернулся в накидку, пряча свое замешательство, и вышел. Управляющий злобно разглядывал Касема.
— Как ты посмел подать иск против меня?! — стал он отчитывать Касема.
Касем почувствовал себя загнанным в угол: борьба или смерть. Он не знал, что сказать.
— Не молчи! Говори, что ты скрываешь? Ты сумасшедший?
— Слава Богу, я не лишен рассудка, — печально произнес Касем.
— Непохоже! Зачем ты сделал этот предосудительный шаг? Ты уже не бедняк, ведь эта ненормальная сделала тебя своим мужем. Чего же ты добиваешься?
Подавляя свой гнев, Касем проговорил:
— Для себя я ничего не хочу!
Управляющий обернулся на Лахиту, будто призывая его в свидетели причуд этого человека, затем вновь посмотрел нетерпеливо на Касема и закричал:
— Зачем тогда тебе это?!
— Я хочу только справедливости, — ответил Касем.
Управляющий с ненавистью сощурился.
— Думаешь, тебя спасут родственные связи твоей жены и ханум?
— Я так не думаю, — ответил Касем, опустив глаза.
— Разве ты надсмотрщик, чтобы бросать другим надсмотрщикам вызов?
— Нет, господин.
— Тогда признай свое безумие и не мучай меня! — закричал управляющий.
— Слава Богу, я не безумен.
— Зачем тогда подавал иск против меня?
— Я хотел справедливости.
— Для кого?
Касем задумался.
— Для всех.
Управляющий с сомнением вгляделся в его лицо в поисках признаков безумия.
— А какое тебе до этого дело?
Опьяненный смелостью, Касем проговорил:
— Только так можно выполнить условия владельца имения!
— Ты, бродяга, говоришь об условиях владельца имения?! — завопил управляющий.
— Он наш общий предок, — спокойно ответил Касем.
Разгневанный управляющий вскочил и со всего размаху ударил Касема мухобойкой по лицу.
— Наш предок?! Да вы отцов своих не знаете! Как вы смеете называть владельца имения своим предком?! Воры! Бродяги! Подонки! Прикрываясь положением жены, ты потерял стыд и совесть! Но запомни, даже домашнего пса бьют, когда он кусает руку хозяина!
Лахита поднялся, чтобы успокоить управляющего.
— Сядьте, уважаемый. Не стоит марать себя.
Рефаат вернулся на место с дрожащими от злобы губами.
— Даже бродяги рассуждают об имении и внаглую называют владельца своим предком! — продолжал кричать он.
— Выходит, правда то, что говорят люди об этих бродягах, — сказал Лахита. — Эх! Наша улица, видно, сама себя погубит.
— Твой отец, — обратился Лахита к Касему, — был первым из моих помощников. Не вынуждай меня наказывать тебя.
— За свои злодеяния он заслуживает не просто смерти! — вскричал управляющий. — Если б не ханум, головы твоей уже не было бы на плечах!
Лахита продолжал допрашивать Касема:
— Скажи-ка, сынок, кто за тобой стоит?
Касем переспросил, все еще чувствуя, как горит лицо:
— Что вы имеете в виду?
— Кто заставил тебя подать иск?
— Я сам. Никто.
— Ты был пастухом. Потом судьба тебе улыбнулась. Чего же еще ты хочешь?
— Справедливости. Справедливости, уважаемый!
Управляющий заскрежетал зубами:
— Справедливость! Собаки! Это слово вы повторяете как заклинание, когда хотите ограбить нас!
Обернувшись к Лахите, он приказал:
— Допрашивай его, пока не сознается!
И Лахита снова спросил тоном, обещающим снисхождение:
— Скажи мне, кто за тобой стоит?
Со скрытым вызовом Касем ответил:
— Наш дед…
— Дед?!
— Да. |