30

«Куда пропал Кодра?» — расспрашивал Заклат. Удивлялись и остальные надсмотрщики, недоумевая, куда мог подеваться их подельник, которого уже столько времени не было видно, словно он прятался, как Хамданы. Кодра жил на соседней с Хамданами улице. Он был холост и ночи проводил вне дома, возвращаясь лишь под утро, а то и позже. Он мог отсутствовать и ночь, и две. Но чтобы неделю никто не знал о его местонахождении! Особенно в дни осады, когда он должен был следить за Хамданами и быть начеку. Все подумали на Хамданов, и в их домах устроили обыск. Надсмотрщики во главе с Заклатом врывались к ним и дотошно осматривали все от подвала до крыши, перерывали дворы вдоль и поперек. Хамданов унижали: кому давали пощечину, кому пинок, кому плевок. Но ничего подозрительного не нашли. Надсмотрщики обошли всю улицу, опрашивая людей, — никто ничего не знал.

Надсмотрщики, собравшиеся в беседке его сада, обвитой виноградом, могли говорить с Заклатом только об исчезновении Кодры. Вокруг было уже темно, свет давал только оставленный недалеко от жаровни фонарик, где Баракат следил за углем, измельчал гашиш, мял его и закладывал в трубки. Огонек фонаря танцевал при слабом ветерке, освещая мрачные лица Заклата, Хамуды, аль-Лейси и Абу Сарии. Они опустили глаза, чтобы не выдать черных мыслей, мелькающих в них. Кваканье лягушек раздавалось в этот поздний час так громко, словно это были крики о помощи. Принимая от Бараката трубку и передавая ее Заклату, аль-Лейси проговорил:

— Куда он делся? Как сквозь землю провалился.

Заклат сделал глубокую затяжку, постучал указательным пальцем по мундштуку и выпустил густой дым со словами:

— Кодра под землей. Где-то уже неделю лежит.

Все выжидающе посмотрели на него, кроме Бараката, который, казалось, был сосредоточен на своем занятии.

— Такие люди просто так не исчезают, — продолжил Заклат. — Я чую знакомый мне запах смерти.

Согнувшись от приступа кашля, как колосок от порыва ветра, Абу Сарии, спросил:

— Кто же убил его, командир?

— Кто?! Один их Хамданов!

— Но они не выходили из своих домов. Мы же все там обыскали.

Заклат ударил кулаком по тюфяку.

— А что говорит улица?

— Улица считает, что Хамданы приложили руку к его исчезновению, — ответил Хамуда.

— Поймите же, вы, обкурившиеся: пока народ думает, что виноваты Хамданы, мы будем думать так же.

— А если убийца из аль-Атуфа?

— Даже если из Кафар аль-Загари! Нам важно не столько наказать убийцу, сколько запугать остальных.

— Господь велик! — воскликнул Абу Сарии.

Стряхнув угольки в кувшин и вернув трубку Баракату, аль-Лейси проговорил:

— Да упокоятся души Хамданов!

Под кваканье лягушек они рассмеялись сухим смехом и дружно закивали. От сильного порыва ветра сухие листья на деревьях зашелестели. Хамуда хлопнул в ладоши:

— Это уже не просто противостояние управляющего и Хамданов, это дело нашей чести.

Заклат снова ударил кулаком по тюфяку:

— Никогда еще в квартале не убивали наших.

Его черты застыли в гневе. Даже сидящие рядом не посмели открыть рта или пошевелиться от страха. Зависла тишина, в которой было слышно только кваканье лягушек, бульканье воды в кальяне и покашливание.

— А если Кодра, несмотря на наши предположения? — неожиданно спросил Баракат.

— Тогда, гашишник, сбреешь мне усы, — с вызовом ответил Заклат.

Баракат засмеялся первым, его смех подхватили остальные, но тут же замолкли. Они вообразили предстоящее побоище: дубинки разбивают головы, из них хлещет кровь, обагряя землю, из окон и с крыш раздаются крики, десятки мужчин испускают предсмертные хрипы.