Там, в бухточке, Ынгли надеялась переждать прилив — и с утренним отливом, раным-рано, уйти в море на поиски новой жизни и нового жилья. Мальчики следовали за ней, как за главой рода; потом, когда-нибудь потом, главой станет кто-нибудь из них — если доживёт. Пока все права принадлежали Ынгли, Девочке Между — потому что перед наступлением взрослости и обрядом посвящения в женщины она, если позволит Хэталь, сможет родить, может, даже ещё не раз.

В животе Ынгли горел огонёк жизни.

Такие же искорки, только куда более уязвимые и хрупкие, теплились в маленьких тельцах бельков. Каждый из четырёх уцелевших мальчиков мог бы чувствовать себя огнивом, способным высечь, раздуть и хранить этот огонь.

Думать о старших не приходилось. Это было нестерпимо печально, больно, страшно — но их участь предопределила, видимо, сама Хэталь. Скорее всего, старшие родичи, давая детям уйти, погибли все. Дети — драгоценность рода, залог его продолжения. Если этот огонь погаснет, его уже не удастся разжечь ничем.

Злейшее преступление — поддерживать огонь в этом очаге жизнями чужаков, как делают головорезы Дэро Волосатого. Красть чужих бельков, чёрным колдовством вселять в их беспомощные тельца злобную сущность Акулы — и воспитывать из них своих бойцов. И ради этого — убивать без счёта.

Ынгли вспомнила, как слышала от кого-то из взрослых: несколько вёсен назад Акулы потеряли всех бельков. Птичья чума, приходящая на Архипелаг вместе с ледоломом, питается мясом детей. Нерпы хорошо знали, каково это: Ынгли помнила, как безжизненные тельца заворачивали в кожу моржей вместе с круглыми камешками-голышами, на которых выбивали знак Ветра и Воды, мольбу к Хэталь — и как мёртвых детей забирал Океан. Сама Ынгли родила пятерых детей — а выжило два. Нерпы никогда не были спокойны за жизни детей. Последний год принёс ужасную чуму, не только стоившую жизней бельков, но и унёсшую нескольких Мальчиков и Девочек Между… но каково же клану потерять всех детей вообще?!

Акулы теперь боятся, думала Ынгли, входя в ледяной прибой и нащупывая босой ногой шероховатую спину первого камня — растопырив пальцы пошире, чтобы перепонки помогли удержаться. Такое могучее племя, столько сильных взрослых мужчин, отважных бойцов — и нет будущего, это должно быть нестерпимо, чего там… Дэро Волосатый придумал способ обмануть судьбу. И небольшим бедным кланам, вроде Нерп, пришёл конец.

— Мокро, — подал голос Рэг, младший из мальчиков. — И тяжело. Я боюсь поскользнуться.

— У тебя только один белёк, — одёрнул его Дога.

— Но он старше всех, — возразил Рэг. — И самый тяжёлый. И дёргает меня за шнурок с оберегом.

— Слышит Бездна, — выругался Ындо, — я ему поддам, когда мы дойдём до бухты.

— Не надо, — сказала Ынгли. — Рэг только прошлой зимой окончательно потерял пух, ему вправду тяжело. Мы не должны ссориться, иначе очаг Нерп погаснет совсем.

Одна малышка задремала у неё на руках, а вторая хныкнула, услышав голос — и потянула в ротик кончик её косы.

Бельков надо кормить, подумала Ынгли. А у нас почти нет еды.

Прибой хлестнул её по ногам, лизнул бедро и живот, с шелестом откатился — и Ынгли услышала, как сзади всхлипнул Рэг и как Хэно говорил белькам, которых нёс:

— Успокойтесь, успокойтесь, сидите тихо, а то краб утащит.

— Молчите! — выдохнул Дога. — Дышите ровно, берегите силы.

Это было здраво — и каменную стену обогнули в молчании. На берег выбрались мокрые и уставшие. Рыболовы и граки при виде людей с испуганными воплями и хлопаньем крыльев взвились вверх, бросив свои охотничьи угодья. Не обращая на них внимания, мальчики опустили бельков на гальку.