Это было здраво — и каменную стену обогнули в молчании. На берег выбрались мокрые и уставшие. Рыболовы и граки при виде людей с испуганными воплями и хлопаньем крыльев взвились вверх, бросив свои охотничьи угодья. Не обращая на них внимания, мальчики опустили бельков на гальку.

— Осторожно! — невольно вскрикнула Ынгли. — Там точно нет червей-хваталок?

Ындо присел на корточки, рассматривая камни и мелкую живность полосы прибоя.

— Нет. Может, они и не водятся на этом пляже.

— Похоже, так, — сказал Дога. — Тут, правда, хвостоколы есть, но их издалека видно. Мне говорил Кэо.

Ынгли присела рядом, посадила старшую, уложила младшую на колени, потёрла затёкшие руки.

Белёк, сидевший на руках у Доги — старший сын бедной Юри — на четвереньках подобрался к Ынгли, обнял её за шею, прижался и пролепетал:

— Ку-ку…

— Ты кушать хочешь? — догадалась Ынгли, но не могла покормить малыша: её зоб был пуст, она сама не успела съесть ни кусочка. Они с Юри выбирали рыбу из сетей и как раз собирались перекусить, когда из-за Закатной Скалы появились ладьи детей Акулы — а дальше всё закрутилось так стремительно…

— Я могу покормить, — сказал Хэно. — Иди сюда, пушистый…

Белёк перебрался к нему — и дочери Ынгли взглянули на Хэно с живым интересом.

— Когда ты только успел поесть? — спросил Рэг с тенью зависти в голосе, и Ынгли снова подумала, что он и сам был бельком прошлой зимой.

— Братья, — спросила она, — у кого-нибудь есть еда?

— Не беспокойся, — сказал Дога, гладя белька, прикорнувшего у него на коленях. — Я достану. Мне ведь придётся охотиться, да?

— И я с тобой, — сказал Ындо. — Помнишь, как прошлой луной ловили руками серебрянок? Ещё можно собирать ракушки и трепангов на литорали… может, ещё маленькие осьминоги попадутся…

— Жаль есть осьминогов, — сказала Ынгли. — Осьминогов Хэталь любит, они её зверушки…

Её тон был почти весёлым — но слова оборвались неожиданным вздохом, почти всхлипом. Дога моментально понял, что нужно делать.

— Берите малышню, — сказал он, подражая тону Олэ. — Нам надо уйти с этого пляжа. Если Акулы обогнут остров на ладьях, они нас тут заметят. А бельков покормим в бухте — там и будем охотиться. Ты можешь идти, Ынгли?

— Я могу, — сказала Ынгли и встала, постаравшись двигаться как можно легче. — Не надо сегодня охотиться, и шляться по берегу не надо — опасно. У меня есть кусок мяса.

— А у меня — пара рыбин, — вставил Хэно. — Но маловато на такую ораву… Мелюзга втроём слопала всё, что было у меня внутри — а мне, между прочим, тоже надо бы хоть что-то переварить… Ладно, не спорю, не спорю… пойдёмте.

Снова взяли бельков на руки, прихватили сумки, пошли по берегу к бухте — и Ынгли поражалась, что никто, даже Рэг, не плачет, не кричит и не жалуется. Может, это потому, что страх и тоска по убитым родичам велели уцелевшим юным Нерпам сосредоточенно молчать, то ли ради экономии сил, то ли в попытках не привлекать к себе внимание тех, из ночного ветра, а главное — уберечься от Ледяной Мэйгу, выпивающей душу.

Их жизнь и жизнь клана рок подвесил на волосок.

Тёмные пики скал скрывали Носатую бухту от любых глаз, которые могли бы смотреть с воды. Узенький, но глубокий пролив вёл из неё в Океан по скальному коридору — а в круглой бухточке с каменными стенами вода стояла тихо, как в плошке.