Но он знал, что не может два дня подряд пропустить свидание с Марри Голдблатом. Когда он попрощался с Льюком, тот, по крайней мере, не был погружён в мировую скорбь. Нат обещал сыну, что в пятницу они с мамой приедут на школьный спектакль. Он всё ещё думал о Льюке, когда в машине зазвонил телефон — техническое новшество, изменившее его жизнь.
— Ты обещал позвонить перед открытием рынка, — сказал Джо Стайн. — Есть новости?
— Прошу прощения, что я не смог позвонить. У меня возникли семейные неприятности, и я совершенно забыл.
— Хорошо, сейчас ты можешь мне ещё что-нибудь сказать?
— Что-нибудь ещё сказать?
— Твои последние слова были: «Я буду знать что-нибудь ещё через сутки».
— Прежде чем ты начнёшь смеяться, Джо, я буду знать что-нибудь ещё через сутки.
— Хорошо. Но какие указания на сегодня?
— Те же, что и вчера. Покупай акции Фэйрчайлда до конца дня.
— Надеюсь, ты знаешь, что делать, Нат, потому что счета начнут поступать на будущей неделе. Все знают, что Фэйрчайлд сможет пережить такую бурю, но уверен ли ты, что сможешь её пережить?
— Я не могу себе позволить её не пережить, — сказал Нат. — Так что продолжай покупать.
— Как скажешь. Только я надеюсь, что у тебя есть парашют, потому что если к десяти часам утра в понедельник ты не обеспечишь себе пятьдесят процентов акций Фэйрчайлда, ты разобьёшься при приземлении.
Продолжая ехать в Хартфорд, Нат сообразил, что Джо лишь констатировал очевидное. К этому времени на следующей неделе он может оказаться без работы, и, что ещё важнее, банк Рассела поглотит его главный противник. Понимает ли это Голдблат? Конечно же, понимает.
Въехав в Хартфорд, Нат решил не возвращаться в свой кабинет, а припарковаться в нескольких кварталах от собора Святого Иосифа, перекусить и обдумать всё, что может предложить ему Голдблат. В ближайшей закусочной он заказал сэндвич с беконом в надежде, что это приведёт его в боевое настроение. Затем он взял меню и на оборотной стороне стал записывать все «за» и «против».
Без десяти три он вышел из закусочной и медленно направился к собору. По пути несколько человек поприветствовали его, тем самым напомнив ему, что в последнее время он стал в городе хорошо известен. В их взглядах было уважение и восхищение, и ему хотелось быстро прокрутить эту плёнку на неделю вперёд, чтобы увидеть, как эти люди тогда будут на него смотреть. Он взглянул на часы — было без пяти три. Он решил обойти квартал и войти в собор с более тихого южного входа. Поднявшись по ступенькам, он вошёл в южный поперечный неф за несколько минут до того, как часы на соборе пробили три. Опоздать было бы неучтиво.
Подождав, пока после яркого дневного света его глаза привыкнут к темноте собора, освещённого свечами, Нат оглядел центральный проход, который вёл к алтарю; над ним возвышался огромный золотой крест, усыпанный самоцветами. Нат рассматривал ряды тёмных дубовых скамеек, на них почти никого не было, как и предсказал мистер Голдблат. Там сидели только четыре или пять старушек, одетых в черное; одна из них, с четками в руках, читала молитву: «Славься, Мария, благословенная, Господь да будет с тобою…»
Нат двинулся по центральному проходу, но Голдблата тут явно не было. Когда он дошёл до огромного резного алтаря, то на мгновение остановился, чтобы полюбоваться искусной резьбой, напомнившей ему его поездки по Италии, и почувствовал себя виноватым, что раньше не оценил такую красоту в своём родном городе. Нат оглянулся на проход, но увидел лишь тех же старушек со склонёнными головами, всё ещё бормотавших молитвы. Он решил пройти в конец собора и сесть там около выхода, а потом снова посмотрел на часы. Была одна минута четвёртого. |