— Нет ничего удивительного. Элли уже давно больна, а она — единственное, что ему дороже, чем партия. Но это значит, что если мы останемся в Сенате, вы будете следующим лидером большинства.

— Как насчёт Джека Суэйлза? Не станет ли он претендовать на этот пост как принадлежащий ему по праву старшинства?

— В политике ничто никому не принадлежит по праву, — сказал Гарри. — Во всяком случае, я думаю, другие члены Сената его не поддержат. Но не тратьте времени на разговоры со мной; я знаю, что вам нужно лететь в Вашингтон на встречу с Алом Брубейкером. Скажите: когда вы собираетесь вернуться?

— Завтра утром, — ответил Флетчер. — Мы только останемся на ночь.

— Так загляните ко мне на пути из аэропорта. Я хочу узнать, зачем вы были нужны Брубейкеру, и передайте ему от меня привет, потому что он был лучшим председателем партии за много лет. И спросите его, получил ли он моё письмо.

— Ваше письмо?

— Просто спросите, получил ли он его.

— Я думаю, он выгладит гораздо лучше, — отметил Флетчер, когда Энни везла его в аэропорт.

— Да, — согласилась Энни. — И Марте сказали, что его даже могут выписать из больницы на будущей неделе — только, конечно, если он обещает не очень себя утомлять.

— Он обещает. Но благодари Бога, что выборы состоятся только через десять месяцев.

Самолёт в Вашингтон вылетел с пятнадцатиминутным опозданием, но, когда он приземлился, у Флетчера оставалось достаточно времени, чтобы остановиться в отеле «Уиллард» и принять душ — и к восьми часам приехать в Джорджтаун.

Приехав в отель, Флетчер сразу же спросил портье, сколько нужно времени, чтобы добраться до Джорджтауна.

— Десять-пятнадцать минут, — ответил тот.

— Тогда закажите мне такси на без четверти восемь.

Энни приняла душ и переоделась, а Флетчер расхаживал по номеру, поминутно глядя на часы. Без девяти минут восемь он открыл для своей жены дверцу такси.

— Мне нужно быть в Джорджтауне, улица N, дом 3038, — он посмотрел на часы, — через девять минут.

— Нет, — возразила Энни. — Если Дженни Брубейкер — такая же, как я, она будет только благодарна, если мы на несколько минут опоздаем.

Таксист сумел добраться до дома председателя партии в две минуты девятого.

— Рад снова вас видеть, Флетчер, — сказал Ал Брубейкер, открывая парадную дверь. — А вы — Энни? Мы, кажется, с вами не встречались, но я знаю о вашей работе для нашей партии.

— Для партии? — спросила Энни.

— Разве вы — не член Хартфордского школьного совета и больничного комитета?

— Да. Но я всегда думала, что работаю не для партии, а для нашей общины.

— Вы — как ваш отец, — заметил Брубейкер. — Кстати, как поживает этот старый задира?

— Мы только что его видели, — сказал Флетчер. — Он выглядит гораздо лучше и передаёт вам привет. Кстати, он просил узнать, получили ли вы его письмо?

— Да, получил. Он никогда не сдаётся, правда? — Брубейкер улыбнулся. — Давайте пройдём в библиотеку и выпьем. Дженни скоро спустится вниз.

— Как ваш сын?

— Спасибо, всё в порядке, мистер Голдблат. Оказалось, что его побег из школы был вызван сердечными делами.

— Сколько ему лет?

— Шестнадцать.

— Самый возраст для того, чтобы влюбиться. А теперь, сын мой, есть ли у вас в чём исповедаться?

— Да, отец мой, к этому времени на будущей неделе я буду председателем правления самого крупного банка.