Римо пожал плечами.

– Стол не представлял для тебя опасности?

– Абсолютно.

– А стена?

– Ты знаешь, что я всегда наблюдаю за стенами. Входя в комнату, я, подобно тебе, никогда не забываю о стенах.

– Правильно. Но к столу это не относится. Теперь мы оба знаем, что многие стены таят в себе ловушки. А столы – нет. Вот ты и не посмотрел на стол. Что за люди находились в комнате?

– Двое патрульных полицейских, двое детективов, дама по фамилии Кауфперсон и труп. Не хочешь ли ты сказать, что в меня выстрелил труп?

Чиун вздохнул.

– Нам повезло, бесконечно повезло, что ты остался жив. Ты тоже вполне мог стать трупом.

– Кто это сделал? Ну, говори же наконец!

– Я все время говорил об этом и сейчас повторю: то, что ты ничего не заметил, показывает, насколько опасны эти убийцы. Они незаметны. Ты смотришь на них, но не видишь.

– Так кто же это, черт возьми? Кто?!

– Ребенок, – сказал Чиун. – Вспомни всех погибших. Разве в доме, где погиб Кауфманн, не было детей? Были. А где, как не на детской площадке, в присутствии ребятни, был убит еще один свидетель? Если твои незрячие глаза до сих пор не видят очевидного, зададимся вопросом: как были убиты эти люди? Либо с помощью бомбы, которую способен бросить или подложить маленький ребенок, либо с помощью пули, выпущенной из мелкокалиберного оружия. Под каким углом вошли пули в тела жертв? Под подбородок, снизу вверх – только так и может стрелять ребенок. Ребенку нетрудно спрятать маленький пистолет, ребенка охранник в лучшем случае попробует отогнать, но уж никак не станет от него защищаться. Ребенка, в отличие от взрослого, не принимают всерьез. И ты не принял всерьез ребенка, который в тебя выстрелил.

– Ну и ну, – сказал Римо.

Чиун принялся рассматривать чикагские улицы, по которым несся автомобиль.

– Ну и ну... – повторил Римо.

– Смешно вы лепечете, ребята, – обратился к ним водитель такси. – По китайски, что ли?

– Нет, – откликнулся Чиун. – Это такой язык.

– Какой язык?

– Такой, – сказал Чиун.

– Японский?

– Нет. Японский есть японский, а язык есть язык.

Вывод напрашивался сам собой: все белые – тупицы, подобно китайцам или африканцам. Или южным корейцам, как, впрочем, и северным, живущим в Пхеньяне. Глупцы! Только в Синанджу умеют видеть подлинный свет истины – исключая, естественно, безмозглых рыбаков, дровосеков и прочую деревенщину, находящуюся на иждивении у Мастеров Синанджу.

Действуя методом исключения, Чиун пришел к выводу, что весь мир делится на Мастеров Синанджу – единственных, кто чего то стоит, – и всех остальных людей, совершенно никчемных.

Однако даже не все Мастера совершенны. В эпоху правления династии Тан был, например, Мастер, который предался обжорству и лени, предпочитая, чтобы работу выполняли за него другие. Впрочем, рассказам о предках не всегда можно верить, потому что дядюшки и тетушки имеют склонность живописать достижения родни с некоторыми отступлениями от истины.

Даже предшественник Чиуна, его учитель, был не без греха.

В конце концов Чиуна посетила печальная мысль: в мире существует только один человек, чьи знания, мудрость и сила по настоящему достойны восхищения.

Но как этому человеку предупредить своего ученика, Римо, что он может оказаться беззащитным?

Глава 5

Пуля вошла неглубоко. В маленьком номере мотеля в пригороде Чикаго Чиун с помощью Римо извлекал ее. Длинные ногти погрузились в рану. Римо то напрягал, то расслаблял мышцы, лежа лицом на свежевыстиранном белом полотенце, хранившем запах стирального порошка. Ковер на полу тоже был вычищен сильно пахнущим раствором.