– Прекрасно, И впрямь поровну: ты ложишься спать, а я двигаю мебель. Ну что ж. У тебя не найдется пианино, чтобы я снес его вниз?

Он нагнулся к кушетке и, положив руки на подлокотник, подвигал ее туда сюда, чтобы примериться к ее тяжести.

– Двигай мебель! Узнавай, кто убийца! Вынюхивай, кто стоит за спиной у детей!.. А они тем временем знай показывают меня по телевизору! Выгребай мусор, избавляйся от трупов... Должен признаться, что я сыт всем этим по горло.

Он надавил на подлокотник обеими руками, причем правой ладонью – сильнее, чем левой. Кушетка встала на попа, и Римо подтолкнул ее. Кушетка отъехала в сторону на двух ножках, подобно яхте, разрезающей волну. На пути ей встретился стул; Римо усилил нажим правой ладонью, и кровать объехала стул. Приближаясь к стене, кровать замедлила движение, передние ножки опустились и коснулись пола. До стены остался ровно один дюйм. Стена и кушетка могли служить наглядной демонстрацией явления параллельности.

– Тебе бы только играть в игры! – сказал Чиун, расправляя циновку.

– Двигать мебель – никакая не игра, – ответил Римо. – Впредь будешь двигать кушетки самостоятельно.

– Непременно! Впредь я сам буду двигать кушетки. А ты будешь заниматься стульями. Равноправие так равноправие. Кстати, убери ка вот этот стул. Он...

– Знаю, он мешает тебе мыслить.

Римо поднял стул и швырнул его в противоположный конец комнаты. Стул благополучно приземлился на спинку кровати.

– Ты, Смитти, эта работа – деваться от вас некуда.

– Вот и славно. Неудовлетворенность своей участью – свидетельство возмужания. Ты больше не ребенок, Римо. Подумать только! – Чиун неожиданно возликовал, – В один прекрасный день из безмозглого, своевольного, никчемного дитяти ты превращаешься...

– Интересно, в кого?

– В безмозглого, своевольного, никчемного взрослого. Некоторые недостатки не изживаются даже с возрастом. – Чиун хихикнул, довольный собой, и растянулся на циновке. – Не изживаются даже с возрастом!

Римо оглядел гостиничный номер, увидел телефон в мусорной корзине и водворил его на место.

– Я повесил телефон обратно на крючок, – сообщил он.

– Меня не интересует, что ты делаешь со своими игрушками, – отозвался Чиун.

– Смит должен позвонить. Не исключено, что это произойдет поздно.

– Скажешь ему, что я сплю.

– Он будет звонить мне, а не тебе. Но не потревожит ли тебя звонок?

– Не потревожит, если я этого не захочу.

– Х р р р р, – пророкотал Римо, вспомнив о том, что Чиун имеет обыкновение храпеть.

– Г р р р р! – послышалось с циновки. Чиун уже храпел.

Римо поставил регулятор звонка на максимум и пожалел, что нельзя сделать его еще громче.

– Г р р р р!

Римо улегся на кушетку, засунув голову под стул.

– Г р р р р р р!

Храп Чиуна раскатывался по всему номеру. Даже жалюзи на окне пришли в движение, как язычки охрипшего саксофона.

Телефон зазвонил так пронзительно и надсадно, что Римо подпрыгнул на кушетке, мигом пробудившись от сна.

– Г р р р р, – невозмутимо храпел Чиун.

Дзынь дзынь дзынь! – самозабвенно трещал телефон. Все вместе напоминало фугу для звонка и аденоидов. Впрочем, победа осталась за Чиуном. Римо снял трубку.

– Теперь все в порядке. Жены нет дома.

– Это ты, Римо?

– Конечно, а кто же еще?

– С Уорнером Пеллом у тебя вышла осечка, – сообщил Смит.

– То есть как это?

– Во главе операции стоял не он.