– Да я это, – раздосадовано произнесла Олеся. – Вы чего замок то сменили. Полчаса тут колочусь. Откройте уже, я в туалет хочу.

Старуха вышла из квартиры, подошла к решетке и неожиданно строго сказала:

– Вот что, милая я тебе скажу. Мне тут прошмандовок не надо. Комнатку твою я сдала, так что давай сюда ключи и ступай подобру поздорову.

Олеся вытаращила глаза.

– Ка каких прошмандовок? – пролепетала она.

– А таких, – с неожиданным ехидством ответила баба Варя. – Али ты думаешь: бабка темная, ничего не знает, не понимает? Только я пока еще из ума не выжила, да и люди добрые подсказали, что за шалаву я в дом пустила. Это ж сраму не оберешься! Так что давай ключи!

Старуха протянула сухонькую лапку сквозь прутья решетки. Олеся подавила желание схватить эту сморщенную ручонку и дернуть, да так, чтобы бабка с хрустом врезалась в железные прутья.

– Ладно, – сквозь зубы сказала она, – отдам ключи. Вещи дайте собрать.

– Собрала я все давно, – бойко сказала баба Варя. – Давай ключи, потом впущу.

Делать было нечего. Олеся вынула из кармана связку и протянула ее старухе сквозь решетку. Бабка ловко сцапала их и отошла от решетки.

– Эй, вы куда?

– Соседей позову, чтоб ты на меня не напала. А то кто знает, чего у тебя на уме. Щас Антону Степанычу позвоню из сорок шестой… Погоди….

Олеся беспомощно сползла по стене, мучительно борясь с желанием разрыдаться. В конце концов, неужели она сотворила что то ужасное, раз весь мир на нее ополчился? В конце концов, это ее жизнь, ее тело, и она вольна делать с ним все, что заблагорассудится. Почему какая то чужая старуха, которая даже не родственница, смеет ее осуждать?

«А что скажет мама?» – вдруг подумала Олеся, и впервые от этой мысли ей стало по настоящему страшно, от осознания, что ничего такого чистого, как ее детство, в жизни больше не будет. Не осталось задорных девчоночьих секретиков, перешептываний, маминого ласкового взгляда и теплого красного яблока, специально оставленного на подоконнике к ее возвращению из школы. Родители не простят. Это к гадалке не ходи. Они ту историю с Лехой еле вынесли, а уж такое…

Впервые в жизни Олеся стала сама себе противна.

Шахта лифта ухнула, а потом кабинка с гулом понеслась вверх, затем дверцы отворились, и наружу выкатился пожилой кряжистый мужчина, в спортивных штанах и куртке, поверх грязноватой майки. Шаркая стоптанными тапками, мужчина подошел к двери и неприязненно посмотрел на Олесю сверху вниз.

– Расселась она… Фу ты, ну ты… Варвара, где ты там?

– Иду, иду, Антон Степаныч, – торопливо ответила бабка и подошла к решетке.

– Эта что ли?

– Эта, эта, – закивала бабка.

– Ну, открывай.

Баба Варя открыла решетку и махнула тонким носом в сторону двух сумок и чемодана.

– На кось, забирай свое барахло.

– Эй, – возмутилась Олеся, – вы чего мне тут суете? А телевизор? А ноутбук? А музыкальный центр?

– Твой сутенер забрал, – ехидно сообщила Варвара. – Сказал: должны ты ему.

– Вы что, с ума сошли? Какой сутенер? Почему вы отдаете кому попало мои вещи?

– Сошла, не сошла, не твое дело. А связываться я не стала, хочется еще немного пожить…

– А ну, пусти, – рявкнула Олеся и, оттолкнув бабку, ринулась в квартиру. Старуха ойкнула и завалилась на бок.

– Антоша, Антоша, держи ее! Ай, люди добрые, помогите…

Олеся не слушала. Захлопнув перед соседом дверь, она вбежала в комнату, которая еще недавно была ее, ожидая увидеть на прежнем месте свои вещи. Аппаратура пропала. На диванчике было постелено чужое одеяло.