|
– Это предсказать почти невозможно, – неторопливо проговорил Гульберг. – Залаченко не бросается пустыми угрозами, он поступит так, как ему будет выгоднее. В этом отношении он предсказуем. Если он сможет извлечь пользу из разговора со СМИ… чтобы добиться амнистии или уменьшения наказания, он на это пойдет. Или если почувствует, что его предали, и захочет отомстить. – Невзирая на последствия? – Именно невзирая на последствия. Ему важно показать, что он сильнее нас. – Но ведь даже если Залаченко заговорит, еще не факт, что ему поверят. Они не смогут ни-чего доказать без нашего архива, а он этого адреса не знает. – Тебе хочется рискнуть? Предположим, что Залаченко заговорит. А кто заговорит следом? Что мы будем делать, если его слова подтвердит Бьёрк? А еще есть Клинтон, который прикован к диализному аппарату… Что произойдет, если он ударится в религию и ожесточится против всех и вся? А что, если ему захочется покаяться в грехах? Уж поверь мне, если кто-нибудь начнет говорить, то «Секции» конец. – Тогда… что же нам делать? За столом воцарилось молчание. Первым продолжил рассуждать Гульберг. – Проблема состоит из нескольких частей. Во-первых, надо прикинуть, каковы будут по-следствия, если Залаченко заговорит. На наши головы обрушится вся проклятая конституцион-ная Швеция. Нас уничтожат. Думаю, многих сотрудников «Секции» ждет тюрьма. – Юридически наша деятельность легальна, мы ведь работаем по поручению правитель-ства. – Не болтай чепухи, – сказал Гульберг. – Ты не хуже меня знаешь, что туманно сформули-рованная бумага, написанная в середине шестидесятых годов, сегодня ничего не стоит. Думаю, никому из нас не хотелось бы точно узнать, что произойдет, если Залаченко заговорит. Все снова умолкли. – Значит, мы должны исходить из того, что необходимо заставить Залаченко молчать, – сказал в конце концов Георг Нюстрём. Гульберг кивнул. – А для того чтобы заставить его хранить молчание, нам необходимо предложить ему не-что существенное. Проблема в том, что он непредсказуем. Он с таким же успехом может зало-жить нас просто из вредности. Надо подумать, как мы можем держать его в узде. – А его требования в том, чтобы замять все это и отправить Саландер в психушку, – напомнил Юнас Сандберг. – С Саландер мы справимся. Проблема заключается в Залаченко. Но это приводит нас ко второй части – ограничению причиненного вреда. Заключение, составленное Телеборьяном в девяносто первом году, вышло наружу и потенциально таит в себе не меньшую угрозу, чем За-лаченко. Георг Нюстрём откашлялся. – Как только мы обнаружили, что заключение вышло наружу и попало в полицию, я при-нял меры. Попросил нашего юриста Форелиуса связаться с генеральным прокурором. Тот по-требовал, чтобы у полиции отобрали все экземпляры заключения, и запретил его распространять или копировать. – Что известно генеральному прокурору? – спросил Гульберг. – Вообще ничего. Он действует по официальному запросу ГПУ/Без, ведь речь идет о за-секреченном материале, и у генерального прокурора нет выбора. Он просто не может действо-вать иначе. – Ладно. Кто прочитал этот отчет в полиции? – У них имелось две копии, которые прочли Бублански, его коллега Соня Мудиг и, под ко-нец, руководитель предварительного следствия Рихард Экстрём. Пожалуй, можно исходить из того, что еще двое полицейских… – Нюстрём полистал свои записи, – некие Курт Свенссон и Йеркер Хольмберг, по крайней мере, знакомы с содержанием документа. – Значит, четверо полицейских и прокурор. Что нам о них известно? – Прокурор Экстрём, сорок два года. Считается восходящей звездой. Работал следователем в министерстве юстиции, вел несколько громких дел. |
