Запахи в Лигенбурге и впрямь были самые разные, из промышленных кварталов ветер приносил одно, из цветочных другое. Иногда к этому примешивались ароматы близости рынка, проходящих по улочкам лошадей и проезжающих мобилей.

— Убийство! Убийство в р-р-рабочем квар-р-ртале! — Разносчик газет, паренек с лихо надвинутой на нос плотной кепкой сунул газету мне в лицо так яростно, что я едва успела увернуться и почувствовала запах свежей типографской краски.

— Нет, спасибо, — покачала головой, успев заметить на первой странице фотографию.

Совсем девочка, не старше нас с Линой, наверное. Лет семнадцати, а может быть и того меньше.

Сердце сжалось при мысли о том, что она уже никогда не вернется домой. Не обнимет родных и не улыбнется.

— Всевидящий, Лотти! Что у тебя с лицом? — Лина раздраженно на меня покосилась. — Мы же не траурный наряд идем примерять. Определенно, сегодня все только и делают, что портят мне настроение.

— Прости. — Я попыталась улыбнуться, но не вышло. — Просто я подумала о ней.

— Ты теперь о каждой бродяжке думать будешь? — подруга приподняла брови.

— Почему сразу о бродяжке? Мы ничего о ней не знаем.

— Потому что с леди такого, — она сделала ударение на последнее слово, — никогда не случится. И с приличной мисс тоже. Все, я не желаю больше говорить об этом! Мне и так тошно дальше некуда. Чтобы я еще раз согласилась ехать на примерку… Она, конечно, шьет роскошные наряды, но если хочет обшивать меня, придется ей ездить ко мне самой.

Она отпустила мою руку и решительно зашагала вперед. Я ускорила шаг, и вскоре (к явному облегчению), мы свернули к дому известной в Лигенбурге модистки.

Без «Девушки» стало как-то пусто. Место на рабочем столе, которое она занимала, теперь было завалено красками, кистями и карандашами, ранее ютившимися на полу и по углам мансарды. Раму для картины я так и не успела купить, чтобы поставить ее на потертую тахту, прикрытую оранжевым пледом. Владелец квартиры, мистер Холл запрещал мне дырявить стены, хотя с этим вполне успешно справлялись мыши. До того, как у меня появилась мисс Дженни.

Впрочем, о мисс Дженни мистер Холл не знал, и мы обе считали, что так будет лучше. Полосатая кошка с усами, которым мог позавидовать тигр, появилась у меня на окне в начале прошлой, очень холодной весны. Сверкая огненно-желтыми глазами, поставила лапу на раму, как бы спрашивая: «Найдется для меня что-нибудь перекусить?»

Перекусить нашлось, и с тех пор мисс Дженни приходила, когда хотела, и уходила, когда хотела. Она помогала мне с мышами, а я ей — переждать голодные времена. Мы ничего друг от друга не требовали и ничего не обещали. Пожалуй, это были идеальные отношения, в которых каждый не ждал новой встречи, но согреваться от уютного мурчания всегда было тепло. Теплее разве что запускать пальцы в короткую шерстку и гладить мисс Дженни. В какой-то степени мы с ней были похожи: я была свободной художницей, а она свободной кошкой свободной художницы.

Поэтому сейчас я просто распахнула окно и впустила ее в мансарду вместе с холодным осенним воздухом. Огни над рекой и грохот со стороны стройки (несмотря на то, что уже стемнело), ворвались вместе с запахами чадящих котлов и угольного дыма, клубящегося над снующими по Бельте лодками.

— Быстрее, мисс Дженни! — поторопила строго. — У меня потом комната еще два часа не прогреется.

Кошка посмотрела на меня со свойственной ей меланхолией, а потом с королевской грацией (и той же расторопностью), вплыла в комнату. Ей было совершенно безразлично, что отопительный котел у нас даже зимой не включают настолько, чтобы им можно было согреться. Отчасти потому, что миссис Клайз, соседка с третьего этажа, постоянно жаловалась.