Хани почувствовала, что сердце начало неистово стучать. Неужели он сделал это ради нее?

 — Сесилия, мы выиграли. Ты можешь вернуться домой. Я полагаю, твой отец вполне доволен развитием событий. Однако он говорит, чтобы ты держалась подальше от Камерона. Марио тоже может вернуться.

 — А что, если Джошуа опять переменит свое решение?

 — Это может случиться лишь при одном обстоятельстве — если он узнает, кто ты.

 — Вероятно, вы правы. — Голос звучал мягко и печально.

 — Мы выиграли! Полагаю, что твой отец готов простить наше вмешательство во все это предприятие.

 — Остерегаться… — повторила Хани как-то совсем безрадостно и попрощалась.

 Она выиграла. У нее было все, что нужно, и даже больше. Отчего тогда по телу побежали мурашки, отчего этот озноб? Казалось, внутри разбился сосуд с льдинками. Она услышала приближающиеся шаги.

 Высокий мужчина с гибкой, мускулистой фигурой шел вниз по Филберт-стрит легкой походкой.

 Джошуа!

 Он вошел в калитку сосредоточенный, даже хмурый. На нем были черные спортивные брюки и черная шелковая рубашка, подчеркивавшая мускулистую грудь.

 Ее сердце счастливо забилось. Она перевела дыхание, крепче ухватилась за лестницу, собираясь снова на нее взобраться, хотя на самом деле ей очень захотелось полететь в его объятия.

 Нет, видимо, исполнилось далеко не все, о чем она мечтала.

 Что же суждено еще испытать?

 Ей захотелось приласкаться к холодному, загорелому мужчине, который неискушен в любви и не желает попытаться узнать, что это за чувство. Она захотела приласкаться к мужчине, который большую часть жизни был одержим желанием отомстить, к тому, от которого следовало бежать, которого ненавидит ее отец.

 Отец простил ей Майка. Но он никогда не простит ей Джошуа.

 Но когда она смотрела в чарующую голубизну его глаз, все остальное не имело значения.

 — Похоже, тебе нужна помощь, — сдержанно сказал Джошуа. — Я принес сеть.

 — Ой, прекрасно! — проронила она сдавленным голосом, чувствуя, что вся трепещет и покрывается краской смущения.

 Джошуа подошел к Хани. Взгляд его блуждал по ее фигуре.

 — Господи, как же я скучал по тебе!

 Никогда такие простые слова не наполнялись столь глубоким эротическим смыслом.

 Она радостно взглянула на него, но тут же застыдилась.

 — Разве ты не знаешь, что далеко не безопасно так смотреть на меня, — проговорил он с циничной ноткой в хрипловатом голосе. Но в ее взгляде недвусмысленно читалось обожание.

 — О Джошуа, — беспомощно произнесла она. — Я полагала, что мне следует сторониться тебя ради собственного спокойствия.

 — Я знаю. — Он смотрел на нее с тем же пылом; в голосе — нежность. — Когда ты рядом, я чувствую смятение, когда тебя нет — томлюсь. Я забываю, кто я, что мне нужно. Все, что когда-то имело значение, теперь его утратило.

 Она уступила ему лестницу. Джошуа легко поднялся до верхушки дерева и умело накинул сеть на попугая.

 Эмералда внесли в дом. Лишь только Хани притворила дверь и открыла клетку, попугай покорно уселся на свой насест, ехидно поглядывая на красующуюся в проеме окна яблоню.

 Она повернулась к Джошуа, и ее поразило выражение его лица, а в голубых глазах читались решимость и желание.

 — Я твоя должница. Как мне расплатиться? спросила она дрогнувшим голосом.

 — Я думаю, ты знаешь.