Свен хотел улыбнуться, рассмеяться, но не подал виду. Судя по заявлению, девочке было четырнадцать. Пропала шесть недель назад. Из Хельсингборга, те же края, может, всего в нескольких милях…

Миллер говорил правду.

Эта девочка существует.

Значит, и остальные десять женщин из этой комнаты тоже существуют.

Эверт Гренс сел в буфетной на жесткий деревянный стул. Факс из экспертно‑криминалистической лаборатории по‑прежнему лежал между конфорками на плите.

Янника Педерсен целовала свою мать.

Он вернулся в кабинет, к предварительному расследованию, которое лежало на письменном столе. Отыскал отчет о вскрытии, еще раз прочитал о сорока семи колотых ранах, двенадцать из которых были смертельны, о невероятной жестокости трех последних атак, когда нож пробил тело насквозь.

Надо торопиться.

Он знал, что помешает, но все‑таки позвонил.

– Не сейчас.

– Мне нужно знать.

– Подожди.

Он слышал, как Свен извинялся и как еще два голоса что‑то ответили, но шум ветра заглушил их слова.

– Я почти у цели, Эверт.

– Что ты выяснил?

– Узнаешь через час.

– Я хочу знать сию минуту.

Он сообразил, что Свен на миг опустил телефон, в микрофоне шумел ветер.

– Там много несовершеннолетних.

– Ты уверен?

– Я верю ему. Он опознал одну из них. Говорит о комнате, где живут одиннадцать женщин. Как минимум четыре из них – дети.

Эверт Гренс не включал музыку и тем не менее проделал несколько танцевальных па.

Им известно, что в туннелях под Фридхемсплан находится человек пятьдесят. Известно, что многие из них несовершеннолетние. Известно, что слюна, обнаруженная на теле убитой, принадлежит ее дочери, пропавшей больше двух лет назад.

Его подземная операция была обоснованна.

И потому он спустится туда снова.

Миллер опознал четырнадцатилетнюю девочку, которую шесть недель назад объявили в розыск в Хельсингборге. Его описание соответствовало действительности. Он сказал правду.

Свен Сундквист все еще сердился на Эверта за неуместный звонок, когда достал из папки пластиковый файл, подколотый в самом низу. Очередная выдержка из разыскной базы. На год‑другой постарше остальных, он специально попросил Хер‑манссон найти это заявление.

Надеялся, что Миллер и дальше будет говорить правду.

– А вот эта девочка?

Миллер взглянул на два снимка, которые Свен положил ему на колени.

– Ты и ее видел?

Другая девочка, другое школьное фото. Лицо, которое время очень сильно изменило. Как и раньше, он провел пальцами по краям, хотел погладить ее по щеке, хотел поговорить с ней, упросить вернуться домой. Но не сделал этого. Когда минуло много дней, когда она стала заходить к нему спросить о чем‑нибудь, или поговорить, или просто выкурить сигарету, было уже поздно.

– Это она.

Он рассказал Сильвии. А спустя три недели ее мать попросила передать записку. И теперь он сидит на скамейке и думает, что лучше бы ему держать язык за зубами.

– Янника. – Он крепко держал фотографию. – Она… такой она была, когда впервые спустилась под землю. Вся чистая, и кожа, и одежда. Ей хватило недели. Когда я увидел ее в следующий раз, она была грязная, в саже, волосы всклокоченные, взгляд мутный, как у тех, кто сидит на таблетках.

Свен Сундквист убедился, что бродяга говорит правду.

– Я уже задавал этот вопрос. И теперь повторю. – Он взглянул на Миллера: – Она жива?

Солнце погостило недолго и уже скрылось. Скамейки утонули в тени, стало еще холоднее. Миллер слегка покачивался взад‑вперед, потом кивнул:

– Да.

– Она внизу?

– Я видел ее всего несколько часов назад.