Я видела. Милый, скажи мне, о чём ты думаешь.
Он поднял голову и посмотрел на себя в зеркало, несколько ударов сердца он смотрел в глаза своему отражению, а я ждала. Он заставил меня подождать некоторое время, прежде чем выпрямился и повернулся ко мне. Я убрала руку с его спины и затаила дыхание от того, что увидела на его лице, когда он наконец встретил мой взгляд.
— Если бы у нас был сын, я бы уговорил тебя назвать его Джеком. А девочку — Жаклин, — прошептал он, и я закрыла глаза, пытаясь подавить боль.
Он хотел детей, и я тоже. Даже когда мы были юными, мы говорили об этом. Не часто, но достаточно, чтобы понимать, что когда поженимся официально, то не станем терять времени и начнём строить семью. Потом неспособность Мелани забеременеть разбила ему сердце. Теперь, когда ему сорок четыре, а мне сорок два, мы только начали всё заново и нам требовалось время. Нельзя сказать, что это невозможно, но, наверное, уже не слишком умно с нашей стороны пытаться заводить детей. Если мы попытаемся и у нас ничего не выйдет, нас просто ждёт ещё больше разочарований, а нам и так их хватало.
Он положил мне на шею свою ладонь, тёплую и надёжную. Я любила, когда он так делал. Даже сейчас, когда мы осознали, что ещё Денни отнял у нас, мне было приятно ощущать его руку, это казалось правильным и делало боль намного меньше.
— Милая, — окликнул он, и я открыла глаза.
— Тебе не пришлось бы меня уговаривать, — сказала я, и он улыбнулся, но не счастливой или полной веселья улыбкой. Эта улыбка разбила мне сердце.
— Так я и думал, — сказал он.
Я подошла ближе, и он сжал мою шею рукой, а второй рукой обнял меня за талию. Я положила ладони на его обнажённую грудь и прижалась к ней щекой.
— Как думаешь, наступит время, когда это дерьмо перестанет нас задевать, всё, что мы пропустили, всё, что он украл?
— Да, малыш, — утешительно сказал он, хотя я не очень-то ему поверила, потому что его голос прозвучал так, словно он и сам себе не верил.
— Уверен?
Он ещё раз сжал мою шею.
— Да.
Я кивнула, скользнув щекой по тёплой коже его груди.
— Единственное... — начала я, но потом у меня перехватило горло, и я не смогла продолжать.
На этот раз он сжал руку, обнимавшую меня за талию, и подбодрил:
— Малыш.
Я прочистила горло и тоже обняла его обеими руками за талию.
— Единственное, — сказала я ему в грудь, — единственное хорошее во всём этом, Колт, что каждый день, все эти годы, я думала о тебе, десятки раз за день. Каждый день. Каждый грёбаный день.
— Фебрари, — прошептал Колт.
— И до сих пор думаю, только... больше мне от этого не больно.
Его рука скользнула с моей шеи в волосы, и Колт слегка потянул их. Когда я откинула голову, он опустил лицо ко мне и поцеловал меня.
Его поцелуй был со вкусом зубной пасты, и я подумала, что это лучшее, что я пробовала в жизни.
— Что так долго? — заорал Морри. Колт поднял голову, и на этот раз его улыбка была весёлой.
— Заткнись, Морри! Мы выйдем через секунду, — прокричала я в ответ, всё ещё прижимаясь к Колту.
— Поживее, я голодный, — продолжал орать Морри, и я услышала смешок Тьюздей.
Я сильнее прижалась к Колту.
— Он такая заноза в заднице, — заметила я, но поскольку Колт находился в моих объятьях, а моя семья — в соседней комнате, то я продолжила: — Но я всё равно люблю воскресенья.
— Лучший день недели, — ответил Колт.
— Абсолютно, — улыбнувшись, согласилась я.
— Малыш, — окликнул он, как будто я не стояла в его объятьях.
— Что?
— У нас впереди все воскресенья в мире, — напомнил он мне. |