|
Однако не успели верховые проскакать и десяти миль, как бахромчатые края попон с золотыми ирисами обвисли от летящих из-под копыт комьев коричневой грязи. Тогда, как и сейчас, Алехандро скакал в сопровождении папских солдат, однако на сей раз, в отличие от прошлого, он был в простой дорожной одежде, а не в расшитом плаще и таких же бриджах — наряде, приличествующем его положению папского посланца в Англии. Теперь и де Шальяк принимал участие в поездке, облаченный в великолепное, мягко ниспадающее одеяние цветов Бургундии, с остроконечной шляпой лекаря на голове. Пока они проезжали деревню за деревней, все глазели только на него, никто не обращал внимания на замыкающего процессию скромного темноволосого мужчину и маленького мальчика рядом с ним. Чем дальше от единственного дома, который он знал, чем более подавленным чувствовал себя Гильом. Он не болтал, как обычно, выглядел мрачным и напряженным. Милю за милей они скакали в молчании, и хотя в какой-то степени это устраивало его деда — «Смотри, мы не должны делать ничего, что может привлечь к нам внимание», — но одновременно беспокоило и печалило. Еще его огорчало то, что даже сейчас, когда они наконец снова встретились с де Шальяком, у них нет возможности по дороге обсудить то, что было для обоих предметом страсти. Да, они переписывались, не скупясь на детали, и все же, ограниченные размерами пергамента, обходились без обмена остроумными репликами, столь характерными для их бесед. Встретиться с другом лично, подкалывать, парировать его выпады, самому бросать вызов — это так замечательно. В те времена, когда Алехандро впервые скакал по этой дороге, де Шальяк был наставником, а он учеником, благоговеющим перед глубиной и широтой познаний француза. И однако именно Алехандро Санчес сделал открытие, ошеломившее Ги де Шальяка и поначалу встреченное им в штыки. «Крысы». «Крысы? Что вы имеете в виду?» «Крысы разносят чуму». «Чушь!» «Подумайте об этом, де Шальяк. Где крысы, там и чума». «Это безумие. Крысы есть везде». — Вот именно, — вслух сказал Алехандро. Гильом повернул голову и с любопытством посмотрел на деда, как бы спрашивая: «О чем ты?» — Так, пустяки, — ответил Алехандро на безмолвный вопрос мальчика. — Ничего важного. * * * Неподалеку от Авиньона они погрузились на баржу и, отталкиваясь шестами, поднимались вверх по течению Роны, пока встречный поток не стал настолько силен, что не имело смысла с ним сражаться; тогда они снова сошли на берег и скакали вдоль реки, пока не добрались до деревни Вейланс. Здесь находился монастырь, где им предстояло провести первую ночь. Несколько лакеев и больше десятка облаченных в коричневые рясы монахов встретили де Шальяка поклонами, после чего он удалился в сопровождении прелата в красном одеянии и головном уборе со скошенными углами. Остальных путешественников — в том числе Алехандро и Гильома — оставили на попечение конюха; он показал им конюшню, где они должны были спать на соломе среди коней. Сама деревня находилась неподалеку от монастыря. Взгляд Гильома приковали к себе яркие огни окон таверны, и, когда Алехандро попытался увести его в конюшню, мальчик запротестовал. — Нам не стоит показываться на людях, — сказал ему Алехандро. — Но, дедушка, там музыка… можно послушать? Пожалуйста! — Нет, Гильом, никто не должен нас видеть. — Совсем ненадолго. Там нас никто не узнает. Он был прав, конечно; посетить таверну — в этом практически не было никакого риска. |
