|
«Ясное, дело, сеньора, что местонахождение предполагаемых жертв несчастной братской республики было верно отмечено на карте Мишлен», — ответил он мне, когда я задала соответствующий вопрос, и даже показал репортаж в прессе за 2007 год, освещающий данную новость, вместе с фотографией полковника, отдавшего ему приказ.«Если младший лейтенант срочной службы Умилде Гарай Ранкилео может найти воду в недрах земли, то ему вполне будет по силам отыскать на её поверхности пять аргентинцев»,— сказал полковник, давая интервью. И получается, что когда полицейским нужно где-нибудь выкопать колодец, они по радио советуются с Умилде, тот на карте отмечает безошибочное место и указывает глубину, на которой есть вода, после чего отсылает по факсу копию карты. И именно эти истории мне нужно записать, поскольку они как-нибудь всё же послужат моей Нини материалом для еёсказок.
Эта пара чилийских полицейских напоминает мне сержанта Вальчака из Беркли: они вполне, надо сказать, терпимы к человеческим слабостям. Две камеры поста полицейских — одна для женщин, вторая для мужчин, как это указывается на закреплённых на решётках вывесках, используются, главным образом, для того, чтобы держать там выпивших граждан, когда идёт дождь и нет возможности отправить их домой. Последние три года моей жизни, с шестнадцати до девятнадцати лет, выдались настолько взрывоопасными, что чуть было вконец не подкосили мою Нини, которая подвела итог этому времени всего лишь одной фразой: «Меня радует, что твой Попо уже покинул этот мир и не видит, в кого ты превратилась, Майя». Я чуть было не ответила ей, мол, если бы Попо был с нами, я бы точно не стала такой, какая есть сейчас, однако всё же вовремя закрыла рот; ведь было бы несправедливо обвинять его в моём нынешнем поведении. Однажды, уже в ноябре 2006 года, спустя четырнадцать месяцев после смерти моего Попо, в четыре часа утра, позвонили из окружной больницы и уведомили семью Видаль о том, что младшую, Майю Видаль, привезли на машине скорой помощи в приёмное отделение и в данный момент девушка находится в операционной. Единственной, кто остался тогда дома, была моя бабушка, и ей удалось связаться с Майком О’Келли, которого моя Нини попросила разыскать моего отца, после чего сама вылетела пулей и помчалась в больницу. Ночью я тайно выскользнула из дома, чтобы поприсутствовать на вечеринке, устраиваемой на закрытой фабрике, где меня уже ждали Сара с Дебби. Я не смогла воспользоваться «фольксвагеном», поскольку моя Нини в очередной раз на нём куда-то врезалась, и машина находилась в ремонте, вот почему я взяла свой старый велосипед, бывший на ту пору уже ржавым и с практически отказывающими тормозами. «Кровопийцы» знали охранника на входе, отвратительного на вид типа с куриными мозгами, позволившего нашей троице попасть на вечеринку, даже не поинтересовавшись, сколько нам лет. Завод трясся от рёва музыки и разгула толпы, в которой были и отдельные марионетки: кто танцевал либо прыгал, а кто просто влип в пол, будучи в какой-то прострации, лишь кивая головой в ритм звучащей музыки. Напиться до умопомрачения, докурить остатки, которые не удалось ввести внутрь, переспать, нарушая все запреты, с кем-то, находящимся рядом,— вот о чём шла речь. Запах, дым и жар здесь были столь насыщенными, что мы время от времени вынужденно высовывались на улицу просто подышать свежим воздухом. По прибытии в заведение я для начала разогрелась неким коктейлем собственного изобретения, смешав в одно и джин, и водку, и виски, и текилу с «Кока-Колой», а также трубкой, заполнив ту сразу и марихуаной, и кокаином. Не обошлось и без добавления туда же и нескольких капель ЛСД, и тот, естественно, ударил, словно динамит. В скором времени я потеряла из виду своих подруг, постепенно растворившихся в массе здешних безумцев. Я танцевала одна, не переставая пить, и позволила кое-кому из ребят себя пощупать.… Я не помню ни эти подробности, ни случившегося несколько позже. |
