Брэндон Лиман всегда был со мной открыт и честен, отчего я и не могу утверждать, что этот мужчина солгал о роде своего бизнеса и образе жизни, который он мне предложил. Когда я осталась с ним, то уже точно знала, чем именно он занимается.

Мануэль видел, как я пишу в своём дневнике, сосредоточившись, точно нотариус, однако никогда не спрашивал меня о его содержании. Отсутствие какого бы то ни было интереса у этого человека явно контрастирует с моим любопытством: я хочу знать о нём больше, о его прошлом, о тех, кого он любил, о его ночных кошмарах, хочу знать, каковы его чувства к Бланке. Мануэль ничего мне не рассказывает, тогда как я, напротив, посвящаю его практически во всё, поскольку этот человек умеет слушать и не даёт никаких советов — этим добродетелям он бы мог научить и мою бабушку. Я ему ещё не рассказала о ночи, когда меня изнасиловал Рой Феджевик, но когда-нибудь это сделаю. Такого рода секреты не дают мне покоя, постоянно присутствуя в моих мыслях. Я не чувствую из-за подобной тайны какой-то своей вины, скорее, вину должен прочувствовать насильник, хотя я не могу не стыдиться этой ситуации.

Вчера Мануэль нашёл меня за своим компьютером, читающую с удивлением о «караване смерти», некоем военном подразделении, сформированном ещё в 1973 году, спустя месяц после военного переворота, которое прошлось по Чили с севера на юг, по дороге убивая политических заключённых. Им командовал некто Ареллано Старк, генерал, который выбирал заключённых случайным образом и расстреливал их практически без суда и следствия, после чего тела несчастных ещё и осквернялись— этакий эффективный способ запугатьгражданское население и нерешительных солдат.В своих разговорах Мануэль никогда не касался данного периода, хотя, увидев мою заинтересованность, он одолжил мне книгу об этом зловещем караване, написанную несколько лет назад Патрисией Вердуго, отважной журналисткой, расследовавшей это дело от начала до конца. «Не знаю, поймёшь ли ты всё это, Майя, ты для этого слишком молода и вдобавок иностранка», — сказал он мне. «Не стоит меня недооценивать, дружище», — ответила я ему тогда. Мануэль был поражён, поскольку никто уже в своей речи не использует данного слова, бывшего модным во времена Альенде, а после —запрещённого диктатурой. Это мне удалось выяснить всети.

С военного переворота прошло уже тридцать шесть лет, и уже более двух десятилетий в стране царит демократия, но народ ещё помнит шрамы, оставшиеся от тех событий, а в некоторых случаях раны от произошедшего не затянутся никогда.Не особо распространяются о диктатуре те, кто реально её перенёс, а для молодёжи это и вовсе далёкая история. Я же могу легко найти всю интересующую меня информацию —этим событиям посвящено множество страниц в интернете, также существуют книги, статьи, документальные материалы и фотографии, которые я видела в библиотеке города Кастро, где Мануэль покупает свои книги. Этот период истории изучается в университетах, где его анализируют с различных углов и сторон, но говорить на данную тему в обществе до сих пор бестактно. Чилийцы и теперь не придерживаются какого-то единого мнения. Отец Мишель Бачелет, нынешнего президента, генерал бригады военно-воздушных сил, умер от рук своих же товарищей по оружию, потому что не хотел участвовать в перевороте, после чего его дочь с женой арестовали, подвергли пыткам и выслали, хотя сама Мишель не имела к этому никакого отношения. По словам Бланки Шнейк, эта часть истории чилийского народа не что иное, как грязь на дне водоёма, и нет ни единой причины заново её всколыхивать и мутить воду.

Единственный человек, с которым я могу поговорить на данную тему, —это Лилиана Тревиньо, медсестра, желающая помочь мне в моём расследовании. Она предложила проводить меня к отцу Лусиано Лиону, который написал немало очерков и статей о репрессиях в период диктатуры. Наш план был навестить его без Мануэля и поговорить с человеком более откровенно.