Фредди уже были знакомы подобные состояния— бедный ребёнок; видя, как он переживает ломку, моя душа не могла найти себе места. Временами я подносила ко рту мальчика держатель курительной трубки и вместе с ним в напряжении ждала, пока из жёлтых кристаллов прорвётся огонь с сухим шумом и волшебное облачко дыма наполнит стеклянную трубку. Удовольствие, величие процесса и эйфория от него же длились всего лишь мгновения, после которых всё та же агония погружала его в глубочайшую пропасть на самое дно, откуда возможно было вылезти, лишь приняв очередную дозу. С каждым разом для поддержки на плаву требовалась всё больше доза, отчего Брэндон Лиман, питающий к этому мальчику нежность, и давал ему, сколько нужно. «Почему бы нам не помочь бедняжке вылечиться?» — спросила я Лимана однажды. «Лечить Фредди уже поздно, обратного пути после употребления крэка нет. Поэтому мне пришлось избавиться от остальных девочек, которые до тебя на меня работали», — ответил он мне. Я не знала, что среди таких типов у слова «избавиться» смысл чёткий и необратимый.

Не было никакой возможности избежать контроля Джо Мартина и Китайца, взявших на себяобязанность шпионить за мной, что они добросовестно и делали. Китаец, эта хитрая ласка, не обращался ко мне ни с единым словом, как и не смотрел в глаза, тогда как Джо Мартин, напротив, не скрывал своих намерений. «Одолжи мне девочку для минета, шеф», —я слышала, как при случае он сказал это Брэндону Лиману. «Не знай я, что ты шутишь, я бы за твою дерзость убил бы тебя прямо на месте», — ответил Брэндон спокойным тоном. Я пришла к выводу, что пока Лиман держит всё в своих руках, парочка этих кретинов не осмелится меня и пальцем тронуть.

Чем занималась эта группа, ни для кого не было загадкой, хотя лично я не считала Брэндона Лимана преступником, каковыми, по моему мнению, являлись Джо Мартин и Китаец, а, по словам Фредди, за спиной этих двоих было ещё и несколько трупов. Конечно, с большой долей вероятности и Лимана можно было принять за убийцу, хотя его внешний вид это опровергал. В любом случае лучше ни о чём таком не знать, равно как и сам главарь предпочитал не выспрашивать подробности обо мне и моей жизни в прошлом. Для шефа Лауре Баррон явно недоставало то ли прошлого, то ли будущего, и личные чувства меньше всего волновали Лимана, делавшего упор на моём ему послушании. Он доверил мне некоторые детали своего бизнеса, которые боялся забыть (записывать их где-либо было бы с его стороны непредусмотрительно). Мне следовало запомнить следующее: кто и сколько денег ему должен, где забирать передачу, сколько стоило дать полиции, какие распоряжения даны членам банды на текущий день.

Шеф был умеренным во всём человеком, жил точно монах, хотя со мной его щедрость не знала границ. Мне не назначили ни фиксированный заработок, ни процент с прибыли, для меня он запускал руку в свой неисчерпаемый свёрток, не ведя счёт деньгам, как поступают с чаевыми, и оплачивал напрямую и клуб, и мои покупки.Если я хотела большего, он, не пикнув, давал мне желаемое, но я в скором времени перестала об этом просить, поскольку мне ничего не было нужно, и потом с каждой таковой просьбой из квартиры непременно исчезало что-нибудь ценное. Мы спали отдельно, разделяемые узким проходом, который он даже никогда не думал пересекать. Мне было запрещено вступать в отношения с другими мужчинами из соображений безопасности. Он говорил, что язык, как правило, развязывается в постели.

В свои шестнадцать лет у меня, помимо катастрофы с Риком Ларедо, были ещё кое-какие попытки отношений с парнями, оставившие меня обманутой и озлобленной. Распространённая в интернете порнография, к которой в Беркли Хай доступ имели буквально все, ничему не учила молодых людей, остававшихся слишком неловкими; они гордились распущенностью, словно сами её изобрели, модным тогда выражением было «выгодная дружба», хотя лично мне стало совершенно ясно, что выгода всегда лишь на их стороне.