На улице холодно, наше дыхание превращается в пар, который напоминает мне летние облака.
— Что, если тебе очень сильно чего-то хочется, но ты не знаешь, как это получить, или знаешь, но ты не уверена, что так стоит поступать. Как далеко ты зайдешь?
Сначала мне кажется, что она говорит о Лали и Себастьяне, но затем я понимаю, что речь о Питере.
— Давай пойдем в коровник, — предлагаю я. — Там теплее.
В старом коровнике за домом Кэндеси держат несколько коров, больше для антуража, чем с практичной целью. Наверху есть чердак, где хранится сено, мы с Лали сотни раз туда залезали, чтобы поделиться секретами. На чердаке тепло и вкусно пахнет. Я залезаю на стог сена.
— Мэгги, что происходит? — спрашиваю я, задумываясь, сколько раз за последние три месяца я задавала ей этот вопрос. Похоже, я начинаю повторяться. Она достает пачку сигарет.
— Здесь нельзя курить, — говорю я, — иначе мы все спалим.
— Тогда давай отсюда выбираться.
— На улице холодно. И ты не можешь курить каждый раз, когда тебе плохо, Мэгз. Ты становишься зависимой.
— И что? — зло смотрит на меня Мэгги.
— Что ты имела в виду, когда спрашивала, как далеко тебе стоит зайти? — спрашиваю я. — Не думаешь же ты… о!.. ты принимаешь противозачаточные?
— Конечно. — Она смотрит в сторону. — Когда вспоминаю о них.
— Мэгз. — Я пододвигаюсь к ней поближе. — Ты сошла с ума?
— Нет, не думаю.
Я откидываюсь назад в сено, собирая воедино все, что я знаю. Я смотрю в полоток, который природа украсила паутиной. Природа и инстинкт против нравственности и логики. Вот как мой отец поставил бы вопрос.
— Мэгз, — начинаю я. — Я знаю, что ты переживаешь, что можешь потерять его. Но то, о чем ты думаешь, это не способ удержать его.
— Почему нет? — упрямо спрашивает она.
— Потому что это неправильно. Ты же не хочешь стать девушкой, которая заставит парня остаться с ней только потому, что она беременна.
— Женщины все время так поступают.
— Но это не означает, что так нужно делать.
— Моя мама так сделала, — говорит она. — Предполагается, что никто этого не знает. Но я посчитала, и получается, что моя старшая сестра родилась через шесть месяцев после того, как родители поженились.
— Это было давно. Тогда даже не существовало противозачаточных.
— Возможно, было бы лучше, если бы их до сих пор не изобрели.
— Мэгги, что ты говоришь? Ты же не хочешь родить ребенка в восемнадцать лет? Дети — это сплошная проблема. Все, что они делают, — это едят и какают. Ты хочешь менять пеленки, в то время как все остальные будут веселиться? А как же Питер? Это может разрушить всю его жизнь.
— Мне наплевать, — говорит она и начинает плакать.
Я беру ее лицо в руки и внимательно смотрю на нее:
— Ты ведь еще не беременна?
— Нет! — резко отвечает она.
— Да ладно, Мэгз. Ты же даже кукол не любишь.
— Знаю, — говорит она, вытирая глаза.
— И Питер без ума от тебя. Возможно, он и собирается в Гарвард, но он же не бросает тебя, и ты будешь знать, где он.
— Я не поеду в Бостонский университет, — вдруг говорит она. — Вчера я получила от них письмо с отказом, в то же время, когда Питера пригласили в Гарвард.
— О, Мэгз!
— Скоро все разъедутся… Ты, Мышь, Уолт…
— Ты поступишь куда-нибудь еще, — пытаюсь убедить ее я. |