Тонированное стекло водительской дверцы с едва слышным жужжанием плавно поползло вниз, и в образовавшемся проеме появилась широкая жующая морда с холодными, колючими глазками и стрижкой ежиком. Верхнюю губу водителя пересекал старый шрам; еще один шрам виднелся на переносице. Одет водитель был в кожаную куртку, из-под которой выглядывали воротник белоснежной рубашки и строгий однотонный галстук.
– Эй, братишка, – окликнул он Тучу, – садись, подвезу,
«Так быстро? – с тоской подумал Туча, наблюдая за размеренными движениями жующей челюсти. – Неужели конец?»
. – Спасибо, – сказал он, – я... Мне в другую сторону. Туда, на станцию.
– О чем базар, братан? Вижу я, куда ты идешь и, главное, откуда. Что же я, падло последнее – для братана литр бензина жалеть? Залезай, залезай, не парься, все нормально. Довезу с ветерком.
– Не надо, я так, – сказал Туча.
Водитель с натугой растянул губы в неком подобии улыбки. Глаза его при этом остались холодными, недобрыми.
– Залезай, – повторил он. – Сегодня я тебе помогу, завтра – ты мне... Садись, браток, а то совсем простынешь.
Мы с пацанами расспросить тебя хотим, как там, у дяди в гостях, нашим братьям живется. Ну?.. Расскажешь, чем кормят, какие байки перед сном травят...
Задняя дверь «Хаммера» приоткрылась с мягким щелчком, и Туча понял, что деваться некуда. Напоследок оглядевшись по сторонам, он на негнущихся, неожиданно утративших чувствительность ногах преодолел отделявшие его от машины два метра и, стиснув зубы, полез в пахнущее табаком и одеколоном, теплое, как внутренности сытого хищника, нутро джипа.
Глава 2
Накануне вечером Юрий Филатов затеял уборку. Конечно, время для уборки было не самое подходящее, но по телевизору опять показывали какую-то муть, книги на полках были перечитаны по двадцать пять раз, идти никуда не хотелось, и перед ним во весь рост встала очень неприятная дилемма: либо взять себя в руки и разгрести свинарник, который он опять развел в квартире, либо плюнуть на все, смотаться в ближайший магазин и провести вечер за бутылкой водки. Второй вариант выглядел предпочтительнее, но именно поэтому Юрий выбрал первый: ему всю жизнь вдалбливали в голову, что, двигаясь по линии наименьшего сопротивления, ни к чему хорошему не придешь.
Орудуя веником и мокрой тряпкой, он с невеселой улыбкой думал о том, что оказался способным учеником и крепко усвоил набор простеньких аксиом, которыми сочли нужным снабдить его семья – и школа. Он не искал легких путей, всю жизнь плыл против течения, и что в итоге? Один как перст, даже квартиру прибрать некому. И ни карьеры, ни друзей – никого и ничего, чем можно было бы дорожить и гордиться.
Потом он решил навести порядок на книжных полках и неожиданно для себя наткнулся на похороненный в кипе старых газет выпуск альманаха «Фантастика и приключения» за тысяча девятьсот семидесятый год. Это была огромная книга в твердом, обтянутом материей переплете, с фотонным звездолетом на обложке, тяжелая, распухшая, изрядно потрепанная. Это была любимая книга его детства, которой он очень дорожил и которую считал безвозвратно утраченной. Вернувшись домой с войны и не найдя ее на привычном месте, он, помнится, решил, что мама дала ее кому-то почитать, пока он бегал по чужим горам, палил из автомата и вышибал мозги из этих бородатых ишаков, чеченских боевиков. Поскольку мама умерла, спросить, кому она отдала альманах, было не у кого, и Юрий смирился с утратой, благо имел по этой части богатейший опыт, да и утрата была не из тех, над которыми пристало плакать взрослому мужчине.
Тем не менее находка его очень обрадовала, и, усевшись прямо на полу посреди сопутствующего любой генеральной уборке разгрома, Юрий положил тяжелый альманах на колени и нежно огладил ладонью потрепанный матерчатый переплет. |