Толе больше незачем делать вид, что он сильный. Не нужно искать слова, чтобы ободрить сестру – ведь её он никогда не спасёт. Не нужно сохранять мужественный вид, чтобы папа удивился, узнав об их приключениях. Ведь ни папу, ни маму он тоже не увидит.

Припав к ноге Ильи Муромца, Толя зарыдал:

– Мама… я хочу домой…

Толя не знал, как долго он плакал. Он даже не сразу услышал новый шум в пещере – звон хрусталя. Его глаза застилали слёзы, из-за которых мир сам превращался в сверкающий хрусталь. Оттерев слёзы, он попятился.

Илья Муромец зашевелился! Приоткрыв тяжёлые веки, он вздохнул. Резко открыл глаза – они светились ярким холодным светом того колдовства, которое наложил на них Кощей.

Два других богатыря тоже зашевелились и открыли глаза. Из них лился такой же холодный страшный свет.

– Блин, этого ещё не хватало… вместо того чтобы мне помочь, богатыри меня прибьют.

Тяжело ступая и раскидывая железными сапогами мелодично звенящий хрусталь, заколдованные богатыри окружили Толю. Оглядевшись, он увидел обрубок своего меча. Сделав несколько шагов, он подобрал его. И только сейчас заметил, что за это время на мече появились небольшие зелёные листочки. Он регенерировал!

Толя вспомнил строки унылой песни Поющего Дерева:

«Тот, кто поборол страх, получает эффект регенерации оружия? – подумал Толя. – Но… но я ужас как боюсь этих синеглазых зомби».

Тем не менее Толя выставил меч перед собой. Зелёные листья быстро росли, вытягивались и укладывались, добавляя мечу длину и вес.

Закрыв от страха глаза, Толя ударил мечом по Илье Муромцу, он стоял ближе всех. Конечно, мальчик не ожидал, что завалит великана обрубком деревянного меча.

Илья Муромец отступил и упал на одно колено. Синий свет в его глазах потух. Его сменил осмысленный взгляд.

– Ох, головушка моя… – сказал Илья Муромец.

– Сейчас ещё как дам, – сказал Толя. А у самого ноги дрожали от страха, а по спине лился пот. Словно он снова превратился в рыбу и плыл сквозь воду.

Илья Муромец обвёл стены пещеры взглядом и остановился на Толе:

– Я… я… чувствую горе… Я слышу отчаяние… Ох, что же мы наделали! Коли слышен детский плач на Руси, то большая беда пришла.

Закрыв лицо руками, Илья Муромец замер.

«Вспоминает, что они натворили, когда были околдованы Кощеем», – подумал Толя.

Он приготовился ударить и остальных богатырей. Но синее свечение исчезло и у них. Непонимающим взором они водили по Толе, по хрустальным обломкам, по Илье Муромцу, который сидел неподвижно. Только плечи его изредка вздрагивали.

– Братцы, что же это было с нами? – спросил Алёша Попович.

– Кощеевы проделки, – пробасил Добрыня Никитич. – Я так и знал, что он что-то готовил, да не успел предупредить. Эх, жаль, что нельзя убить его навсегда. А все эти иголки и зайцев никогда не найти…

– Эй, мальчик, что ты тут делаешь? – спросил Алёша Попович.

– Вообще-то, вас расколдовываю, Алёша Попович.

– Эй, юнец, для тебя я Алексей. Ишь ты, друга нашёл.

– Тихо, – сказал Илья Муромец, поднимаясь. – Если бы не этот юнец, мы бы никогда не почуяли чужую тоску и отчаяние.

– Да я-то что? – сразу оправдался Алёша Попович. – Смелый мальчик! Ревел так, что разбудил нас. Такого героя и ждала земля русская. Как тебя зовут, мальчик? Плакса-Богатырь? Ревун-Убивун? Силач Слёзкович?

Толя обиделся на насмешливый тон Алёши Поповича и не ответил.

– А-а-а, понял, как звать-величать тебя, – продолжил Алёша Попович, посмотрев на деревянный меч.