Браслеты, длинные волосы, медленный взгляд и тихий голос. Феликс никогда не приказывал и редко высказывал свое мнение. Он привязался ко мне, но это я проявляла инициативу. Я первая чувствовала жар и могла тут же зажечь его страстью и вожделением. Именно я карабкалась на него, чтобы заняться сексом. Он был создан для моего удовольствия.

Когда он говорил о себе, чувствовалось что-то похожее на удивление и сожаление. Он как будто был поражен, что так много времени ушло из его жизни. Его грусть заставляла меня стараться что-то сделать для него. Я также испытывала к нему уважение.

Он говорил очень мало, и короткими предложениями. Из него нужно было выуживать детали, его нежелание упоминать имена своих знакомых было проникнуто чувством уважения к тем людям, с чьими секретами ему пришлось столкнуться. Он никогда не говорил, где он был, откуда он только что пришел. Он разговаривал о далеком прошлом. Однажды вечером он сказал:

— Я был в деревне, где жил еще ребенком. Я вышел из машины, там была колонка и привязанная к ней повозка. На вершине горы еще сохранился снег. Я был недалеко от дома моей матери, но не смотрел в ту сторону. Это были та же гора и та же дорога, которую я видел каждый день в детстве. Потом ко мне подошел мужчина и так странно посмотрел на меня, потому что сюда люди не приезжают, чтобы покататься на лыжах. Он спросил, не заблудился ли я, и я ответил «Нет!» Потом сказал, что не был здесь целых двадцать лет. Когда я это произнес, то так странно себя почувствовал… Когда знаешь, что прошло двадцать лет, это значит, что ты старый.

— Ты не старый, — сказала я.

— Я долго не проживу, — быстро сказал он, и я не стала с ним спорить. Он продолжал: — Этот мужчина, он был уже старый. Посмотрев на меня, он сказал: «Феликс!» И я узнал его, он ходил со мной вместе в школу. Мы одного возраста.

Некоторые из его историй не были ни с чем не связаны. Он мог рассказать, каким розовым был однажды восход в Греции. Он знал массу имен, названий и много путешествовал. Мне нравилось, когда он рассказывал о Греции или Италии — я могла представить себе эти места. Я помнила их по предметам, имевшимся у моего отца. Казалось, что это были почти классические места, и если бы в школе я больше обращала внимание на Вергилия, то бы могла цитировать его, когда Феликс рассказывал мне о некоторых местах. Я хотела спросить, знал ли он магазин моего отца, но если бы он ответил утвердительно, как бы я могла продолжать делать вид, что я не его дочь.

— Ты была в Вене? — спросил он, и я ответила:

— Нет, а что?

— Она прекрасна, тебе стоит туда съездить.

— А ты часто там бываешь?

— Да, иногда, чтобы повидать моих друзей. Я там учился.

— На кого?

— Я изучал архитектуру, но было слишком много математики, и я начал вместо этого изучать искусство.

— Где?

— В школе, которая называется «Слейд».

— Но она же в Лондоне.

— Правильно.

— Ты хорошо учился?

— Да.

— Ты изучал живопись или собирался стать скульптором?

— Живопись.

— Ты пишешь что-нибудь?

— Нет.

— Почему?

Вопросы, вопросы…

— Ты была когда-нибудь в Нью-Мехико? — спросил он как-то.

— Нет.