— Я играл в пул с индейцами в Альбукерке. С деревенскими индейцами. Они не могут пить, иначе они становятся просто бешеными, но они продолжают напиваться. Белые люди забрали их земли.

— Как они играют в пул?

— Плохо, я всегда выигрывал. Я хорошо научился играть в Вене.

Я пошла в английский книжный магазин и купила книгу о Нью-Мехико, магазин был на Рю де Риволи. В путеводителе не перечислялись бильярдные, но там было много названий.

— Ты был в Таосе? — спросила я Феликса через несколько дней.

Он сидел на подушках.

— Да, откуда ты знаешь?

— Таос — это местечко для художников. Деревня была построена в тринадцатом столетии. Франциско Васкес де Коронадо открыл Нью-Мехико.

— Это все сведения из книг, — сказал он, махнув рукой. Я покраснела, так как боялась, что он видел книгу, хотя я старалась ее от него прятать. Он показал мне некоторые фотографии Вены — деревья и статуя в летнем парке, лица людей. Он сказал, что это его друзья.

— Там кругом фонтаны. На каждой площади. Зимой их закрывают деревянными щитами, а летом они играют.

Так как он сказал «играют», можно было подумать, как будто они во что-то играли или исполняли музыку. Он перечислял мне названия кондитерских.

— Ты любишь пирожные? — спросила я. Пирожные, по моему представлению, могли есть только старые леди.

— В Вене все едят выпечку, кроме страшных интеллектуалов! — ответил он. — Они едят маленькие сандвичи с рыбой и пьют кофе.

Я купила еще одну книгу, о венской сдобе, но у меня не было духовки и я засунула книгу подальше.

Казалось, все не связанное с чувствами было табу. Слишком сложным, чтобы разобраться в этом вместе. Мы могли разделять только тишину. Необычные ощущения от наркотиков, вкус фруктов и ощущение тел друг друга.

Я покупала только оригинальные вещи. Мне хотелось, чтобы моя комната стала священным местом, продолжением нашего удовольствия. Я отыскала настолько тонкие тарелки, что они были почти прозрачными, с сияющей красной окантовкой. Ножи с ручками в виде луковиц, внутри пустые и посеребренные. Они так странно балансировали на ладони. Казалось, внутри их что-то заложено, потому что они так забавно скатывались с тарелок. Вилки для рыбы в виде трезубца. Они были замысловато изогнуты, и на ручках были рыбки из перламутра. На бокалах были маленькие листья, белое вино играло в них, как быстро бегущая кристально чистая вода.

Я щупала ткани с закрытыми глазами в главном зале Бон Марше, пока не нашла пан-бархат, который был похож на его кожу. Я купила замшу, что была как пятки его ног, и атлас, который мне как-то приснился во сне.

Сон был о броненосце, огромная скала мрачного серого металла, и ее следовало превратить в бледно-синий атлас, необычайно мягкий. В моем сне я его держала в правой руке. И мне нужно было тереть броненосец до тех пор, пока он не станет гладким и сияющим, и нежным, как этот атлас.

Я шила из этих тканей наволочки для подушек, которые я бросала на пол возле стены. Мы слушали американские записи, песни о дождливых днях и о диком мире, который растворялся в горьком дыму гашиша.

…Было слишком много цвета! Это был цвет, который принес с собой Феликс, цвет, который окрашивал все вокруг. Он пришел ко мне в костюме цвета миндаля, как только наступил первый теплый день, в алой рубашке и в красном шарфе с желтыми птицами. Он сказал, что хочет ехать в Китай, и я рассталась с синим комбинезоном и надела тибетский халат, купленный в лавке. Я еще надела китайский жакет из мягкого шелка, затканный иероглифами.

В пепельницах горели благовония, и странные запахи вытеснили обычный воздух. Это были запахи жасмина, гардении, сандала и нарциссов. Запах чудесного пиона, который раскрывал свои лепестки в маленькой синей вазе, которую я нашла на блошином рынке.