До утра просидела она в своем
глубоком кресле, о чем-то раздумывая. Я простился с ней и пошел спать, а
когда поутру спустится вниз, она сидела все в той же позе. До сих пор
помню, как я приоткрыл дверь и увидел ее: мать была неподвижна, ее лицо
казалось совсем белым в предрассветном сумраке майского дня, а глаза были
устремлены на решетку входной двери. Я сказал:
- Вы сегодня рано поднялись, мама.
- Я совсем не ложилась, Томас, - ответила она.
- Но почему? Чего вы боитесь?
- Я боюсь прошлого и боюсь будущего, сынок. Только бы твой отец
вернулся!
Часов в десять утра, когда я уже совсем было собрался в Банги к моему
лекарю, который учил меня искусству врачевания, отец прискакал домой.
Мать, ожидавшая его у порога, бросилась к нему навстречу. Соскочив с коня,
отец обнял ее и сказал:
- Не беспокойся, родная! Это, наверное, не он, у него другое имя.
- Но ты его видел? - спросила мать.
- Нет, он провел ночь на своем корабле, а я торопился к тебе, потому
что знал, как ты беспокоишься.
- Я была бы спокойнее, если бы ты его увидел своими глазами, дорогой.
Ведь ему ничего не стоит изменить имя!
- Об этом я не подумал, - проговорил отец. - Но ты не бойся! Если
даже это и он, если даже он осмелится появиться в дитчингемском приходе,
здесь найдутся люди, которые знают, как с ним поступить. Однако я уверен,
что это не он.
- И слава богу! - ответила мать.
После этого они заговорили, понизив голос, и я понял, что мне не
следует им мешать. Захватив свою тяжелую дубинку, я вышел на тропинку,
ведущую к пешеходному мостику, но тут мать неожиданно окликнула меня. Я
вернулся.
- Поцелуй меня перед уходом, Томас! - сказала она. - Ты, наверное,
удивляешься и спрашиваешь себя, что все это означает? Когда-нибудь отец
тебе все объяснит. А я скажу только одно: долгие годы мою жизнь омрачала
страшная тень, но теперь я верю, что она рассеялась навсегда.
- Если эту тень отбрасывает человек, то ему лучше держаться подальше
вот от этой штучки! - сказал я, со смехом подбрасывая свою тяжелую
дубинку.
- Это человек, - ответила мать. - Однако если тебе когда-нибудь и
доведется его встретить, разговаривать с ним надо не палочными ударами.
- Не спорю, мама, но в конечном счете это, может быть, самый
убедительный довод, с которым согласится любой упрямец, спасая свою шкуру.
- Ты слишком торопишься показать свою силу, Томас, - с улыбкой
сказала мать и поцеловала меня. - Не забывай старой испанской пословицы:
"Кто бьет последним, тот бьет сильнее!"
- Но ведь есть и другая пословица, мама: "Бей, пока тебя не ударили!"
И на этом я с ней простился.
Когда я отошел, уже шагов на десять, что-то словно толкнуло меня, и я
обернулся, сам не зная отчего. |