— Точно, — говорит, — не искусственная гравитация?

— Ну что ты, — отвечаю, — солнышко, тяжеловато для искусственной, и потом, она же убилась еще до того, как нас потянуло в эту штуку.

Котик оживился и приподнял спинку кресла почти до позы «сидя».

— Луис, — говорит, — а ты помнишь эту штуку?

— Ну, — говорю, — так.

— А ты не знаешь, где все? — говорит.

И меня бросило в стыд, потому что я еще ни разу не подумала обо всех, но тут же отпустило — я была занята, моему другу было плохо. И я сказала:

— Давай свяжемся.

Но передатчик был мертвый, как полено. И Котик сказал:

— Можно, я тогда посплю минуточку? — и отключился раньше, чем я среагировала.

А я вдруг вспомнила, что мне нехорошо. И тогда я почитала инструкцию, и выпила из трех бутылочек по очереди, как там было написано, и меня тоже очень чисто срубило.

Без всяких бредовых стишков.

Проснулась я от звона колоколов. Просто подскочила, потому что звук этот, по уму, мог мне только присниться, но я его абсолютно отчетливо услыхала наяву.

А в рубке уже совсем другое освещение, потому что в оптике не такая тьма кромешная, как раньше: в оптике — чужое белое небо, и ярко-белое солнце чужого мира. И из-за УФ-фильтров такое чувство, будто ты в отеле у моря на шикарном курорте. И раздается этот странный звук: «Бан-н-н! Бан-н-н!» И я спросонок совершенно не понимаю, как на это реагировать.

А Котик улыбнулся и говорит:

— Стучат, блин.

И я сообразила, что это за звук: это некто снаружи стучит по нашей обшивке чем-то тяжелым. А я-то думала, что в люк боевого звездолета, так, чтобы услыхали хозяева, можно постучаться только ракетой.

Котик говорит:

— Мы, наверное, сели ночью. А сейчас день. И кто-то из наших тоже здесь, жив и стучит.

Я говорю:

— Котик, я — глупая женщина, но я не понимаю, нафига стучать-то? Почему они тогда люк не вырежут?

Котик в ответ очень весело смеется и говорит:

— Ну да, ну да. Они вырежут, а тут — живые мы, которые тут же им наподдают, чтоб не портили чужую броню. Сначала надо убедиться, что мы не можем сами открыть.

Умно.

Мы оба влезли в скафандры и шлемы пристегнули. А потом пошли к люку и принялись его отдраивать. Это оказалось очень непросто, потому что электронная система контроля умерла бесповоротно. А кинематический привод заело, как всегда заедает, когда про него вспомнишь.

Но зато снаружи услыхали, что мы ковыряем кинематику, и перестали звенеть.

Минут через пять механизм сработал все-таки. Мы увидали наш дивный новый мир. И посреди нового мира стояли Фэнси и Козерог. Они были без скафандров и в очень странном виде.

На них были только штаны, сапоги и пояса с оружием и аптечками. И у них в руках были железяки металлоломного вида, а плазменный резак лежал в узенькой тени рядом с нашим бортом. И вид был такой, будто они стучались в дверь, потому что наша машина ушла в грунт метров на восемь, и люк теперь оказался очень и очень невысоко. И физиономии у наших боевых товарищей были очень приветливые.

Мы сняли шлемы, и сразу стало, как в духовке.

Козерог бросил железяку и радостно сказал:

— Так вы еще не сдохли, уроды!

А я спрашиваю:

— Вы атмосферу проверяли?

Фэнси говорит:

— А как же! Смотрю — Козерог сошел на берег и не окочурился. Значит, думаю, кислород тут есть. Народная примета такая.

Я говорю:

— А серьезно?

Козерог говорит:

— А серьезно, мой анализатор показывал кислорода сорок процентов.