– Итак, мы расскажем ей обо всем.

– Расскажем ей – что именно, хотелось бы знать?

В дверях гостиной, мрачно глядя на них, стояла Вики; одежда ее выглядела помятой, на щеке отпечаталась складка наволочки. Шагнув вперед, женщина пошатнулась и ухватилась, чтобы сохранить равновесие, за спинку стула. Она чувствовала себя как бы в стороне от собственного тела: сказывался эффект воздействия снотворных таблеток, и она с ним едва справлялась.

– Рассказать ей, что она окончательно спятила? Что она не могла увидеть свою мертвую мать в окне гостиной? – Голос женщины звучал то пронзительно громко, то едва слышно; казалось, она не может с ним совладать.

– Ошибаешься. Мы верим в то, о чем ты рассказала. – Тон вампира не оставлял возможности сомневаться в его искренности.

Ошеломленная, Вики моргнула и попыталась сконцентрировать хмурый взгляд на Селуччи.

– Вы оба мне верите?

– Да. – Он решительно перекрестил с ее взглядом свой, не менее хмурый. – Мы оба тебе верим.

* * *

Селуччи едва успел отскочить в сторону, и статуэтка дальтоновского завода ударилась в стену гостиной и разбилась на тысячи кусочков драгоценного костяного фарфора. Фицрой отодвинулся подальше, чтобы осколки эти его не поцарапали.

– Будьте вы прокляты, чертовы подонки. – Ярость застилала красным светом ее глаза, выла в ушах, стучала в горле и не позволяла Вики разразиться дальнейшим потоком отборного сквернословия. Она схватила еще одну украшавшую гостиную ее матери статуэтку и швырнула ее через всю комнату со всей силой, на которую только была способна. Когда и она разлетелась вдребезги, женщина снова обрела голос.

– Как они ПОСМЕЛИ!

Тяжело дыша, она в изнеможении упала на диван, сжав зубы, чтобы побороть тошноту – так ее тело отреагировало на ошеломляющее известие.

– Как может человек причинить подобное зло другому человеческому существу?

– Наука... – начал было Селуччи, но Вики резко прервала его, что, возможно, было и к лучшему, так как он не был полностью уверен в том, что именно собирался провозгласить.

– Это не наука, Майк. Это моя мама.

– Нет, Вики. – Генри возразил ей довольно спокойно. – Это не твоя мама, но только тело твоей матери.

– Только тело моей матери? – Вики кулаком – чтобы они не заметили, как дрожат руки, – поправила очки. – Я, может быть, не была лучшей дочерью в мире, но утверждаю, что в окне видела именно свою собственную мать. А не ее тело!

Селуччи сел рядом с подругой на диван, и ему удалось удержать ее руку в своих. Он хотел произнести хоть что‑нибудь утешительное, но вынужден был отбросить одну за другой четыре или пять слюнявых банальностей, которые, как ему показалось, не имели ровно никакого отношения к этому делу, и мудро решил пока помолчать.

Вики не слишком настойчиво пыталась высвободить руку, но, почувствовав, что в ответ его пальцы сжались сильнее, прекратила сопротивление, приберегая силы на выплескивание своей ярости.

– Я видела ее тело в морге. Я в состоянии отличить мертвое от живого. А потом я увидела ее снова в этом окне. И она была... – И снова женщину захлестнуло волной тошноты, она нарастала и потом неохотно отступала. – И она не была мертвой.

– Но не была и живой. – И так как сами эти слова отрицали утешение, Генри высказал их сухим тоном, избегая эмоционального украшательства.

И снова лицо ее матери всплыло из тьмы, с широко раскрытыми глазами, с безмолвно открывающимся ртом. Прикосновение Майка стало спасительным якорем, и Вики захотелось уцепиться за него, чтобы выбраться из мучительных воспоминаний.