Обычно это что‑то маленькое, глупое. У меня это было… – Я улыбнулся. – Ох, слушай, я ведь об этом даже не задумывался. – Я помолчал немного, вспоминая. – Это случилось, должно быть, недели за две до того, как меня усыновил Джастин. Я тогда учился в школе, был совсем еще маленький. Сплошные локти и уши. В общем, рост мой тогда еще не проявлялся, и была весна, и у нас в школе устроили олимпиаду. Ну, большой спортивный день, понимаешь? Я участвовал в прыжке в длину с разбегом. – Я ухмыльнулся. – Черт, я ужасно хотел выиграть. Во всех остальных дисциплинах я проиграл паре парней, которые любили помучить меня. В общем, я разбежался и прыгнул как только мог и всю дорогу орал. – Я покачал головой. – Вид у меня, наверное, был дурацкий. Но когда я заорал и прыгнул, часть энергии, должно быть, выплеснулась из меня и бросила футов на десять дальше, чем я мог прыгнуть. Конечно, приземлился я неудачно. Выбил кисть. Но эту синюю ленточку я все‑таки выиграл. До сих пор храню ее дома.
Молли подняла на меня взгляд с едва заметной улыбкой.
– Не могу представить себе, чтобы вы были ниже большинства.
– Все когда‑то были маленькими, – хмыкнул я.
– А вы тоже стеснялись этого?
– Ну, не так, как полагалось бы. У меня была другая проблема: я отворачивался от остальных. И от детей, и от учителей. И уж во всяком случае, от тех, кто пытался меня запугивать, пусть это делалось и во благо мне.
Молли негромко хихикнула.
– Вот в это мне верится.
– А ты? – мягко спросил я.
Она тряхнула головой.
– Ну, тоже глупость. Пришла как‑то раз домой из школы года два назад, и лил дождь, вот я и прошла прямо в дом. День был закупочный, и я думала, мама уехала по магазинам.
– Ага, – кивнул я. – Дай попробую угадать. Ты была в этом своем супер‑пупер‑готском наряде, а не в том, что видела на тебе мама, когда ты уходила, да?
Щеки ее чуть порозовели.
– Да. Только мама никуда не уезжала. Бабушка взяла ее машину и повезла младших в парикмахерскую стричься, потому что мама плохо себя чувствовала. Я сидела в гостиной – как была, не переодевшись. Я одного хотела: провалиться сквозь пол, чтобы она меня не увидела.
– И что случилось?
Молли пожала плечами.
– Я зажмурилась. Мама вошла, села на диван и включила телик. И ни слова не сказала. Я открыла глаза, а она сидела в трех футах от меня, но так меня и не видела. Я тихо‑тихо вышла, а она на меня даже не посмотрела. То есть сначала я решила, что она так разозлилась, что меня игнорирует, или еще чего. Но она меня и правда не видела. Так что я прокралась к себе, переоделась, а она так ничего и не узнала.
Я приподнял брови: рассказ произвел на меня впечатление.
– Уау! Правда?
– Ну да. – Она удивленно покосилась на меня. – А что?
– В самый первый раз, и ты чисто инстинктивно поставила настоящую завесу. Это круто, детка. У тебя настоящий талант.
Она нахмурилась:
– Правда?
– Абсолютная. Я профессиональный чародей, полноправный член Белого Совета, но пристойной завесы соорудить не смог бы.
– Вы? Не смогли бы? Почему?
Я пожал плечами.
– А почему одни поют замечательно, даже не имея образования, а другим медведь на ухо наступил? Вот это как раз из того, что мне не дано. А ты – можешь… – Я покачал головой. – Это впечатляет. Редкий талант.
Молли, хмурясь, обдумала это; заглянула на мгновение в себя.
– Ох.
– Готов поспорить, у тебя потом голова трещала.
Она кивнула.
– Да, правда. |