– Н‑ну… – Военпред поднял и опустил широкие брови. – Это вопрос технический.

– Иными словами, ваше «чего проще» и преувеличенные опасения – с потолка, – жестко заключил директор. – Технические трудности, знаете, похоронили не одну тысячу эффектных идей. В том числе и о сверхоружии. Впрочем, хорошо, что сказали, изучим и эту возможность. Благодарю за предложение сотрудничества. Когда потребуется, пригласим ваших коллег для обсуждения. Все.

Волков побагровел по самую шею в тугом темно‑зеленом воротнике. Он не привык, чтобы с ним так разговаривали. Он больше привык сам так разговаривать с другими.

– Извините, товарищ Пец, – сказал он, – но я и до ваших слов понимал, что суюсь не в свое дело. Понимаю и то, что этот способ может стать оружием не завтра и не послезавтра. Но он может  им стать! И очень скверным, массового уничтожения. Все мы за мир, я не меньше вашего – но ситуация требует принятия ответственных мер. Изучение изучением, но в качестве первой меры настаиваю на засекречивании. – Полковник поднял на Пеца светлые глаза в морщинистых веках; взгляд их был тверд. – Если не поддерживаете, направлю докладную сам.

«Ох, черт, как со мной разговаривают!» Пец четверть минуты боролся с желанием выставить военпреда за дверь. Но миролюбие превозмогло.

– Как вам известно, способ полевого управления НПВ разработан покойным Корневым и мною. Право решать, засекречивать свою работу или нет и в каком направлении ее развивать, принадлежит в первую очередь авторам, а не…

Но разгорячившийся полковник перебил его:

– Извините, но в делах такого масштаба вопросы научной этики отступают на второй план. Когда речь о жизнях миллионов – не до миндальничанья!

– Вопросы этики никогда не отступают на второй план! – гаркнул Пец, хлопнул по столу ладонью; он тоже раскраснелся. – Не должны отступать! Их оттесняют, это совсем другое. Поэтому и живем в страхе и неуверенности, что различные… гм! – политические дубы и недоумки исключают этику из отношений между людьми и народами, заменяют ее силой, деньгами, властью, подлостью. Не выберемся так из дерьма. Миндальничанье!… Словом, так: вы мне доложили – я вас выслушал. Вы знаете далеко не все, гораздо меньше, чем нужно, чтобы добиваться правильных решений. Будем изучать вопрос. А ежели вздумаете действовать наобум и в обход, то – поскольку у нас с вами простой взгляд на этику – обещаю, что ваша карьера на этом закончится. Располагаю соответствующими возможностями. Все, идите. – Военпред продолжал сидеть, шевельнул губами с намерением возразить, но директор повторил с нажимом: – Идите!

Тот поднялся и, повернувшись не по‑военному, вышел.

«Оружие. Засекречивание. Страх, доводящий народы и государства до нервных судорог. Подозрительность… Нет, именно в делах такого масштаба нельзя допустить, чтобы животные чувства возобладали – на уровне народов! – над человеческими. – В отличие от военпреда, Пец представлял как. В принципе. – А может, и не в принципе? – Он вспомнил увиденное вчера в экспериментальной мастерской: листы стекла и пластмасс, бетонные плиты с дырами – крупными и малыми, ровными и рваными. – Может, это оно и есть?…»

II

Четыре листка бумаги с числами, символами и разлинованными в мелкую клетку графиками выскользнули из плоского зева пневмопочты по левую руку от кресла, веером легли на полированную поверхность стола. Пец взял крайний, прочел: «Экстраполяционный прогноз блужданий Метапульсаций на 16 – 20 сентября».